Жестокое царство

Джоан тоже забирается на столешницу, толкает окно, и оно открывается, слава богу, почти без усилий. Всего одно движение руки – и рукоятка поворачивается. Окно открывается наружу, но лишь на несколько дюймов. В него вполне мог бы пролезть Линкольн, но не она. Стрельба не возобновляется. Может быть, парни разрабатывают стратегию? И почему они ничего не говорят? Разве не должны они декламировать рифмованные куплеты? Стоят ли они за дверью, или один из них поджидает под окном? Затем возникает новый звук – тяжелые удары в дверь, – и Джоан велит Линкольну оставаться на столешнице, а сама лезет наверх.

За окном свет яркий. Определенно больше света от уличного фонаря, чем от луны. Джоан смотрит наверх и видит божьих коровок – крошечные черные точки, усеивающие потолок.

– Давайте, – обращаясь к женщинам, говорит она одними губами, поскольку не намерена перекрикивать этот шум.

Кайлин приближается к ней и мигом вскакивает на столешницу.

Глухие удары в дверь – у них там таран? – отдаются в мозгу. Учительница качает головой.

Одной рукой Джоан держит Линкольна, а другой истово подзывает учительницу, но та лишь качает головой.

– Не могу… – начинает учительница, но остальные слова тонут в шуме.

Потом шум меняется: еще один удар, но звучит он по-другому. Звяканье и треск.

На миг все смолкает – блаженство, – но потом дверь подается. Чуть приоткрывается, всего на дюйм. Такое незначительное перемещение, и поначалу Джоан говорит себе, что ничего не замечает. Но дверь продолжает медленно открываться. Джоан бросает взгляд на сына и видит у него на щеке крошку. К ее спине прижимается теплая, дрожащая Кайлин. Учительница, стоящая ближе всех к двери, пятится назад. На ее волосы падает свет, и они сияют. Миг растягивается, замедляясь, замедляясь и замедляясь, и затем дверь распахивается, с размаху ударившись о полки.

Там стоит мужчина.

Джоан поневоле признается себе, что была права: мужчиной его можно назвать лишь с натяжкой. Наверное, он еще не бреется. На нем не сапоги, как она воображала, а теннисные туфли.

Проходит одна секунда.

Две секунды.

Она быстро садится перед Линкольном, свесив ноги со столешницы. Она думает, что полностью заслоняет его и, может быть, есть шанс, что бандит не заметит ее мальчика. А что, если попробовать протолкнуть его в окно? Пока его не видят? У нее за спиной, в футе или двух от нее, подставка с ножами, хотя она не хочет смотреть в ту сторону.

Она смотрит на человека. Очень трудно отвести взгляд от длинной винтовки, которую он наставил на них – и на учительницу, – но ей это удается.

В другой руке у парня топор, но, пока она наблюдает за ним, он отбрасывает топор назад. Куртка ему великовата, а джинсы тесны, из них слегка выпирает живот. На вид он туповат, но в нем чувствуется какая-то мягкость. Джоан шарит по столешнице у себя за спиной, обдумывая, как – даже если ей удастся незаметно взять нож – как она сможет подобраться к нему, чтобы он не успел выстрелить, а если он все же выстрелит, сможет ли она, умирая, ударить его ножом? Она размышляет: пока тело умирает, пройдет несколько секунд, и какое усилие ей понадобится, чтобы вонзить нож ему в сердце? Или, может быть, ударить в шею проще, там мягче, не будут мешать ребра? Думая об этом и царапая пальцами у себя за спиной, она пытается увидеть его лицо.

Три секунды.

Четыре секунды.

Ей никак не удается разглядеть его. Он слегка наклонил голову, и она видит только его широкие темные брови. Тени мешают ей рассмотреть детали. Она хочет, чтобы он посмотрел на нее. Его винтовка нацелена учительнице в грудь, но он по-прежнему смотрит в пол.

Джоан хочет увидеть его лицо.

Нащупывая рукой подставку с ножами, она дотрагивается кончиками пальцев до рукоятки. Следует ли ей вынуть нож или попытаться засунуть Линкольна в окно? Но если она это сделает, если только пошевелится, оружие будет направлено в их сторону. Теперь уже, пожалуй, слишком поздно, потому что парень наконец поднимает глаза.

Он в упор смотрит на учительницу. Не оборачиваясь, он шарит рукой по стене у себя за спиной и, нащупав выключатель, щелкает им. Комната вновь ярко освещена, и Джоан щурит глаза.

Парень не отводит взгляда от учительницы. Моргая от яркого света, учительница тоже смотрит на него. Грудь у нее поднимается и опускается.

Пять секунд.

Шесть секунд.

Винтовка опускается.

– Миссис Пауэлл? – спрашивает парень.

Учительница не шевелится и ничего не говорит, а лишь смотрит на него. Одна штанина ее эластичных брюк задралась на колене, и видна бледная икра. Женщина чуть выгнулась назад, опираясь на столешницу, и из-под толстовки выглядывает полоска живота.

Линкольн ерзает и толкает Джоан в бок ногой.

«Скажи что-нибудь, – мысленно обращается она к учительнице. – Сделай что-нибудь. Кем бы ты ни была, скажи ему, что ты миссис Пауэлл».

Учительница выпрямляется.

– Да, – наконец произносит она так спокойно, словно кто-то делает перекличку, и одергивает свою толстовку.