Жестокость

Я машинально кивнул. — Пожалуй. Что и говорить, Анита, твой рассказ звучит не очень-то убедительно. Если бы у нас было хотя бы орудие убийства, отпечатки пальцев, какие-то следы…

Анита вздохнула. Я взял ее за руку. — Постарайся вспомнить, — мягко произнес я. — Ты уверена в том, что была в сарае, когда все это случилось? Неужели ничего больше не можешь припомнить?

— Нет, дорогой. Знаешь, у меня все перепуталось в голове. Я спала… Мне приснился один из тех кошмаров — прилетело это черное существо…

Меня аж передернуло; сам-то я знал, как обычно реагирую на подобные ее заявления, однако отнюдь не был уверен в том, что именно скажет по этому поводу полиция. Теперь мне было ясно, что моя возлюбленная действительно сошла с ума, и все же где-то в глубине сознания продолжала блуждать еще одна мысль. У меня почему-то возникло такое ощущение, словно я уже пережил все это. Псевдовоспоминания? Или, может, где-то слышал, читал об этом?

Читал? Ну да, конечно же!

— Прошу тебя, — пробормотал я, — постарайся как следует вспомнить. Неужели ты не помнишь, как все это началось? Зачем тебе вообще понадобилось идти в сарай?

— Да, это я, кажется, помню. Я пошла туда за рыбацкими грузилами.

— Грузилами? В сарай?

По крайней мере, это было уже что-то. Я уставился на нее такими же стеклянными глазами, какие были сейчас у того трупа, что лежал на полу.

— Послушай, — сказал я. — Ты вовсе не Анита Лумис. Ты — Сью Борден!

Она не произнесла ни слова. Было видно, что ей ни о чем не говорит это имя. Зато я все очень хорошо помнил; ту старую, давным — давно забытую всеми историю, неразгаданную тайну.

Усадив девушку на диван, я опустился рядом. Она на меня даже не смотрела, как, впрочем, и я на нее. И ни один из нас не смотрел на лежащее на полу тело. В комнате была нестерпимая жара. Я шепотом пересказывал ей ту самую историю — историю Сью Борден…

Было начало августа 1892 года. Расположенный в штате Массачусетс городок Фолл — ривер задыхался в накатывавших на него волнах раскаленного воздуха.

Обжигающие лучи солнца не пощадили и дом одного из наиболее уважаемых граждан города, достопочтенного Эндрю Джексона Бордена, который проживал в нем со своей второй женой, миссис Эбби Борден, мачехой двух его дочерей — Эммы и Сьюзен, или просто Сью. Всем небольшим хозяйством в доме заправляла экономка Бриджет Мэгги Салливэн. Гостивший у них в доме Джон В. Морей ушел куда-то по делам; Эммы, старшей дочери Бордена, дома тоже не было.

Второго августа, когда мистер и миссис Борден внезапно почувствовали себя плохо, в доме находились лишь экономка и Сью, и именно последняя стала распространять слух — в частности, сообщила своей подруге Мэрион Рассел, — что их молоко отравлено.

Впрочем, в такую жару как-то особенно даже и не думалось, а потому неудивительно, что сообщение Сью никто не принял всерьез. Эта угловатая, малопривлекательная, тридцатидвухлетняя женщина вызывала у окружающих весьма неоднородные чувства, В общем-то она слыла культурной и воспитанной особой, даже по Европе путешествовала, регулярно посещала церковь, вела один из классов в церковной миссии, а также пользовалась репутацией активистки в местной женской профсоюзной организации, равно как и в некоторых аналогичных. Тем не менее некоторые горожане находили ее излишне темпераментной, даже эксцентричной особой. Поговаривали, что у нее есть свои причуды.

Одним словом, весть о болезни Борденов распространилась довольно быстро, причем многие были склонны объяснять заболевание естественными причинами. И в самом деле, трудно было тогда думать о чем-то ином, кроме вездесущей, выматывающей жары, а кроме того, приближавшегося намеченного на четвертое августа ежегодного пикника, который по традиции устраивало городское полицейское управление.

Четвертого числа жара не спала ни на полградуса, однако, несмотря ни на что, к одиннадцати часам утра пикник уже был в разгаре. Примерно в то же время Эндрю Джексон Борден покинул свой офис в деловой части города и пришел домой, чтобы немного передохнуть на стоявшем в гостиной диване. Довольно быстро его сморило, хотя сон в столь душной комнате едва ли можно было назвать безмятежным.

Вскоре после этого в дом вернулась его дочь Сью — женщина ходила зачем-то в сарай, — она-то и обнаружила, что отец уже не спит.

Мистер Борден по-прежнему лежал на диване, хотя его голова была изуродована до неузнаваемости.

Сью сразу же позвала экономку Мэгги Салливэн, которая также отдыхала у себя в комнате, и послала ее за доктором Боуэном, который жил по-соседству с ними.

Того, однако, дома не оказалось.

Зато под руку подвернулась другая соседка, миссис Черчилль. Сью Борден встретила ее у порога дома.

— Кто-то убил папу, — сказала Сью.

— А мать где? — спросила миссис Черчилль.

Сью заколебалась, очевидно, ей тоже нелегко думалось в такую жару.

— Ну… ее нет. Ей прислали записку и попросили присмотреть за какой-то больной.