Жестокость

Миссис Черчилль не стала зря тратить время, тут же отправилась на извозчичий двор и позвала на помощь людей. Вскоре собралась приличная толпа соседей и друзей; присутствовали также подоспевшие полицейские и врач. И в самый разгар всеобщего смятения опять же миссис Черчилль вызвалась подняться наверх, чтобы осмотреть комнаты второго этажа.

Там она и нашла миссис Борден, также с раздробленной головой.

К тому времени, когда прибыл коронер доктор Долан, допрос уже начался. Начальник полицейского участка вместе со своими людьми немедленно прибыл на место происшествия и установил, что убийство не сопровождалось ограблением. Затем он приступил к допросу Сью.

Сью Борден заявила, что она находилась в сарае, где грызла грушу и одновременно искала рыболовные грузила. Внутри сарая было очень жарко, ее сморило, она прилегла на копну сена, задремала, а проснулась оттого, что услышала чей-то приглушенный стон, после чего решила вернуться в дом и узнать, в чем дело. Там же она обнаружила изуродованное тело отца. Вот и все…

Теперь все припомнили прежнюю историю, причем она, естественно, приобрела уже новое звучание. Местный аптекарь подтвердил, что несколько дней назад к нему обращалась одна женщина, пожелавшая купить синильной кислоты, по ее словам, яд ей понадобился, чтобы предохранить от моли ее меховое пальто. Разумеется, ей было отказано в этой просьбе, поскольку она не принесла выписанный врачом рецепт.

Женщиной этой оказалась Сью Борден.

Далее с особой тщательностью было проверено заявление Сью о том, что мать ее якобы получила записку, после чего ушла проведать больную подругу, как и ожидали, никакой записки не было в помине.

Следствие между тем шло полным ходом. В подвале полиция обнаружила тесак со сломанной рукояткой, судя по внешнему виду, его недавно тщательно отмывали, после чего присыпали золой. Вода и зола, как известно, позволяли избавиться от нежелательных пятен…

Естественно, потрясение, жара и всеобщее замешательство сыграли определенную роль в последующих событиях. Полиция пока не стала предпринимать каких-либо решительных мер, и дело было временно прикрыто в ожидании предстоявшего судебного дознания. В конце концов, Эндрю Джексон Борден был состоятельным гражданином; его дочь также была известна и уважаема, так что никому не хотелось пороть горячку и совершать необдуманные действия.

Шли дни, жара по-прежнему не спадала, тогда как городок переполнялся слухами, передававшимися его жителями в частных беседах. Как оказалось, через три дня после совершенного преступления подруга Сью, та самая Мэрион Рассел, решила навестить ее и зашла к ней как раз в тот момент, когда женщина сжигала в печи свое платье.

— Да вот, все заляпала краской, — пояснила она ей.

Мэрион обратила внимание на то, что это было то самое платье, которое было надето на Сью в день убийств.

Рано или поздно, но судебное дознание все же состоялось, и едва ли кого-нибудь удивил принятый на нем вердикт: Сьюзен Борден было предъявлено официальное обвинение в убийстве родителей, и по этой причине она подверглась аресту прямо в зале суда.

Пресса подняла обычную в подобных случаях шумиху; церковная община рьяно защищала Сью; несчастную сироту стали слезливо жалеть чуть ли не повсюду. За те полгода, что прошли до начала основного рассмотрения дела в суде, оно приобрело поистине международную известность.

Тем не менее ничего нового по нему так и не было обнаружено.

В ходе всех тринадцати дней слушаний на разные лады пересказывалась все та же история, лишенная каких-либо сенсационных открытий.

С какой это стати образованная и благовоспитанная девица, к тому же уроженка Новой Англии, вдруг вздумала бы хладнокровно зарубить топором отца и мачеху, после чего вот так просто взять и «обнаружить» их тела и тут же вызвать полицию?

Обвинение не смогло дать убедительного ответа на этот вопрос, и потому 20 июня 1893 года после часового совещания суд присяжных полностью оправдал Сьюзен Борден.

Женщина вернулась к себе домой, где и прожила еще много-много лет, ведя затворнический образ жизни. Ей удалось избежать позорного пятна на своей биографии, однако тайна, окутывавшая это дело, даже после ее смерти продолжала передаваться из поколения в поколение.

Маленькие девочки, беззаботно прыгавшие перед своими домом через скакалку, бесстрастно напевали:

«Топором малышка Сью
Искромсала мать свою,
А как пришел домой отец,
И ему настал конец».

Это и была та самая история, которую я пересказал Аните — история, которую можно было прочитать в любом издании, специализирующемся на криминалистической статистике.

Девушка слушала меня, не проронив ни слова, хотя я несколько раз слышал, как она глубоко вздохнула, пока я словно ненароком указывал на странные параллели между обоими случаями. Жаркий день… сарай… рыбацкие грузила… внезапная дремота и столь же резкое пробуждение… возвращение в дом… обнаружение тела… удары топором…

Как только я умолк, Анита спросила: