Жезл маршала. Василевский

На спецобъект добрались быстро. Василевского пригласили в комнату Паулюса. Тот сидел за столом и что-то писал. Увидев маршала, он встал, одёрнул концы своего френча, спросил, с кем имеет честь говорить. Василевский назвался, переводчик перевёл его слова. По лицу Паулюса скользнула улыбка.

   — Я польщён вашим приездом, господин маршал. Кто я такой? Я пленный, а с пленными разговор короткий.

   — Но вас русские не расстреляли, хотя с вами и был короткий разговор, — сухо заметил маршал.

   — Признаться, такого подарка я не ожидал. — В глазах Паулюса весёлые искорки.

   — Ещё бы! — воскликнул Василевский. — Геббельс кричал на весь мир, что с немецкими солдатами в плену русские обращаются бесчеловечно, что под дулом пистолета заставляют выступать с пропагандой против своего отечества. А ему вторил Гиммлер... Но вы-то убедились, что ничего этого у нас не было. Не так ли?

   — Убедился на себе и прозрел...

Василевский доверчиво взглянул на фельдмаршала:

   — Вот вы сказали, что с пленными разговор короткий. Но для меня вы прежде всего генерал-фельдмаршал, полководец, командующий 6-й немецкой армией, опытный стратег и вояка, а уж потом пленный. Я говорю это искренне, от чистого сердца.

   — Благодарю вас за добрые слова. — Паулюс качнул головой, словно ему стало больно. — И не больше... Я ведь проиграл на поле брани, хотя Гитлер очень этого не желал. Но я проиграл... И, как позже оказалось, это мне пошло на пользу.

   — Не понял? — насторожился Василевский.

   — Я же сказал, что в плену прозрел! — усмехнулся Паулюс. — Да, господин Василевский, горько мне в этом признаться, но я прозрел. Вы, должно быть, знаете, что ещё в октябре сорок четвёртого года я порвал с Гитлером. Я обратился к немецкому народу с воззванием, в котором призвал отречься от Гитлера, и заявил, что Гиммлер нагло лжёт, будто с немцами в русском плену обращаются бесчеловечно...

   — Я знал о том, что вы сделали, — произнёс Василевский. — Это мужественный поступок, и он на многое открыл глаза немецкому народу. Ведь вы были не просто военачальником, каких в Германии немало, а любимцем Гитлера, лучшим его стратегом, не так ли?

Паулюс до боли закусил губы, глаза его сделались холодными, в них светилось чувство растерянности и на миг возникшей было тревоги.

«Видимо, ему стало больно оттого, что я напомнил ему о Гитлере, — подумал Александр Михайлович. — Раньше он преклонял колени перед фюрером, а теперь ему стыдно об этом вспоминать». Догадка не обманула Василевского.

   — Да, Гитлер называл меня своим любимым стратегом, — нс громко ответил Паулюс. — Но так же по-доброму он относился и к фельдмаршалу Манштейну. Видимо, у фюрера для этого были основания. Вы же знаете, что поначалу на фронте в сражении с русскими у меня и у Манштейна были победы, вероятно, это и ценил фюрер. Конечно, у вас, господин Василевский, сначала плохо воевали генералы. Только, пожалуйста, не сердитесь, пленным не положено критиковать войска своих победителей... Но это я к тому, чтобы вы поняли, отчего нас хвалил Гитлер. Теперь же я очень сожалею...

   — О чём же, господин Паулюс? — спросил Василевский.

   — О том, что не принял ультиматум о своей капитуляции, — ответил тот, и в его голосе Александр Михайлович уловил дрожь.

Я хотел было на это решиться, чтобы спасти сотни и тысячи жизнен своих солдат, но в своей телеграмме на моё имя Гитлер заверил меня в том, что он спасёт мою армию, что наши генералы помогут мне вырваться из кольца. И он действительно на другой же день после окружения моих войск послал транспортные самолёты с продукта ми питания, которые и сбросили с парашютом. А позже послал мне на помощь лучшего стратега вермахта Эриха Манштейна. И я, если честно признаться, поверил фюреру, потому и отверг ваш ультиматум. Теперь же этот мой поступок тяготит меня, мучает, ибо мы продолжили боевые действия и потеряли тысячи солдат...

   — Вы так поверили фюреру в своё освобождение из «мешка», что даже написали приказ по армии, — сказал Василевский.

Паулюс заметно вздрогнул, согнул плечи, словно ему отвесили пощёчину.

   — Какой приказ? — удивлённо вскинул он брови. — Я что-то не помню...

Василевский достал из портфеля папку, вынул из неё листок бумаги.

   — Вот он, прочтите, пожалуйста. — Александр Михайлович отдал фельдмаршалу листок.

Паулюс развернул бумагу и стал про себя читать: