Жиденок

Котик остановился и крепко задумался. При этом «очи страстные» заместителя начальника лагеря неосознанно застряли в разрезе между жутко аппетитными грудями пионерки. У Савелия Фёдоровича началось обильное слюноотделение, и он едва успел подхватить капельку слюны, собиравшуюся слететь с нижней губы. Поймав её, Котик издал хлюпающий звук, который стал началом его речи…

Савелий Фёдорович, правду сказать, был очень неплохим дядькой, и мне до сих пор немного стыдно за те каверзы, которые мы ему устраивали. Тем более что и мнения-то собственного на его счёт я не имел: руководствовался стадным чувством.

Но, с другой стороны, посудите сами: вот идут два человека — начальник пионерлагеря Илья Витальевич и его заместитель Савелий Фёдорович. Илья Витальевич — то ли волейболист, то ли баскетболист, и росту в нём — полные два метра. Савелий Фёдорович — его правая рука (ну, буквально, правая рука) и по должности и, простите, по росту. Самые смелые (или самые любознательные) из наших девочек для ознакомления с наиболее объёмным и законченным портретом этих двух гоголевских персонажей бегали подсматривать за ними в баню. Какие такие живописные детали они надеялись там рассмотреть, я не стану рассказывать.

Как не стану пересказывать, о чём Савелий Фёдорович говорил в своей речи.

Собственно, и речи-то никакой не было; была длинная и бесполезная нотация, какие мы с вами так любим читать нашим детям.

Загнав под кожу свой независимый и нетерпимый характер, мой друг Лёша прослушал котиковскую мораль без обычных своих хамских замечаний. Но последней фразой Савелий Фёдорович всё-таки вбил гвоздь в хрупкий монолит лёхиного терпения. Он сказал:

— Вот вы, вот вы, мальчики, ходите с девочками и не задумываетесь, какие могут быть последствия…

Мой друг Лёша готов был принять множество обвинений, но только не констатацию того вожделенного стремления, которое… ах… ещё не стало реальностью. В неправедном гневе Лёшка возразил, что в нашем общении с девочками нет никакой эротики.

И тут произошёл конфуз.

Савелий Фёдорович совершенно не знал слова «эротика». Он не читал Платона. Он не читал Апулея. Он не читал даже Николая Альбертовича Куна.

Он раскрыл рот в надежде, что подоспеют мысли. Но мысли явно запаздывали, и Котик, как рыба, стал ловить ртом воздух. Надышавшись, он замер, усилием воли подогнал заблудившуюся мысль и обрушил на Лёшу всю мощь своей беспомощности:

— Алексей! Не надо думать, что все кругом дураки, а ты один умный. «Эротика»! Я понимаю, что тебе хочется покрасоваться перед девочками. Но только, если ты прочёл в какой-то умной книжке какое-то умное слово, это ещё не значит, что ты тоже поумнел. И я даже сомневаюсь, что ты сам точно понимаешь, что это означает… это слово. Я намного старше тебя, Лёша, и знаешь… как-то до сих пор обходился… без «эротики». И ничего — живу. И, между прочим, работаю заместителем начальника лагеря…

Лёша слушал Котика, закатив глаза к потолку, изо всех сил стараясь выказать полное безразличие к тому, что он говорил. Но на злополучном слове «эротика» юный пионер снова сломался. Он вздрогнул, сверху вниз посмотрел на карманного начальника, и его длинные мохнатые ресницы задрожали от жалости:

— Извините, Савелий Фёдорович, я не хотел Вас обидеть…

Но было поздно. Котик обиделся.

Он сделал последнюю ходку вдоль нашей развратной шеренги и в торце её наткнулся на длинные ноги пионерки Инги Шульман. Савелий Фёдорович вздохнул, махнул нам безвольной рукой и прошевелил вялыми губами:

— Надо сначала человеком стать, профессию получить, а потом уж…

И вышел из корпуса.

И побрёл в сторону библиотеки.

* * *

Света Медведева была фигуристкой. У неё было одно выдающееся достоинство — красивые ноги. Причём, об этом мне сказал Лёшка.

И мы стали встречаться.

Мы встречались каждый день и гуляли.

Причём Света Медведева гуляла с красными от возбуждения глазами, а я — с двояковыпуклыми брюками, которых очень стеснялся.

Нам пришла пора, а мы не знали.

На танцах мы танцевали медленные танцы. Танцевали очень медленно и очень близко. Наши друзья и подруги наблюдали за нашими танцами.

Как только мы дотрагивались друг до друга, содержимое моих брюк, пропустив команду «равняйсь!», становилось по стойке «смирно!». Света очень ценила боевую выправку и прижималась ко мне, чтобы… несколько приободрить. Я, в полнейшем смущении, отодвигался назад. Партнёрша думала, что я кокетничаю, и прижималась сильнее. Мой зад отодвигался ещё дальше. Девица была ещё настойчивей…

Этот поединок продолжался весь танец и являлся, собственно, его содержанием.

К концу всей этой свистопляски мы со Светочкой Медведевой напоминали две кавычки: она — выпуклую, а я — вогнутую.

Недавно на фотографии второго отряда я обнаружил чей-то автограф: «Больше смелости (особенно на танцах)».

* * *

Знаете ли вы, что такое «блядки»? А? Нет, ну что вы, это совершенно не то.

«Блядки» — это особый вид досуга членов дружины пионерлагеря «Факел» Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина. В период дефицита эротических фильмов и «ужастиков», «блядки» заменяли нам и то и другое.