— Вам налить, товарищ полковник?
— Не надо, — отмахнулся тот, — пей сам.
Белянин, не страдавший излишней скромностью, тут же отлил себе из бутылки полстакана и, хлобыстнув, шумно занюхал рукавом.
— Возьмем с собой нескольких бойцов с автоматами, — сказал полковник Жуликов.
— Товарищ полковник, вы что, собираетесь выходить в жилую зону? — настороженно спросил Барсуков.
— А что?
— Вам ни в коем случае нельзя этого делать. Заключенные излишне возбуждены. Ваше появление может вызвать неадекватную реакцию.
— Какую, какую реакцию? Ты мне тут не мудри.
— Забросают камнями, палками.
— Так что же мне, на крышу прикажешь лезть?
— Лучше уж на крышу, — вставил Белянин, — ей-Богу, товарищ полковник.
— Они же меня засмеют. Чтобы я на старости лет…
Неизвестно, чем бы кончился этот спор, если бы не появление в комнате старшего лейтенанта Жуковского. Он дежурил у входа в здание.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться.
— Что там у вас?
— Осужденные прислали группу своих представителей. Они требуют встречи с вами.
— Так прямо и требуют?
— Да, товарищ полковник.
— Сколько их?
— Человек семь.
— Ого. Кто главный?
— Осужденный Куташвили.
Офицеры переглянулись между собой.
— Так я и думал, — сказал полковник Жуликов. — Значит, все-таки он заварил кашу. Ладно, где они?
— У входа. Я распорядился не впускать их до вашего распоряжения.
— Правильно, старлей, — одобрительно сказал Жуликов. — Ну что ж, товарищи офицеры, на крышу мне лезть не придется, слава Богу. Не буду позориться на старости лет. Двое остаются здесь — старший лейтенант Барсуков и капитан Самсонов. Остальные — со мной.
— А как же наш план, товарищ полковник? — спросил Барсуков.
— Погоди пока.
Спустя минуту в коридоре на первом этаже административного здания состоялась встреча между полковником Жуликовым и сопровождавшими его офицерами, с одной стороны, и осужденным Куташвили, а в просторечии Коканом, и группой поддерживающих его наиболее авторитетных заключенных-отрицал, с другой.
Сам Кокан был одет по полной форме: в черной куртке и брюках, начищенных ботинках и аккуратно надвинутой на макушку шапочке. Его подельники выглядели более живописно. То ли для устрашения, то ли для форсу они явились на встречу в одних майках, демонстрируя многочисленные татуировки.
Чего здесь только не было: и распятия с
Иисусом Христом, и звезды крутых, и изображения гладиаторов, головы чудовищ с клыками, рогами, бородой, оскалы, сражающиеся быки, рыцари, парящие орлы и прыгающие олени, кинжалы, мечи, факелы, обнаженные женщины, карты, розы, церкви с куполами.
Делегация отрицаловки, прибывшая на переговоры с администрацией, была безоружна, об этом сказал сам Кокан.
— Начальник, что же ты пушками обложился? — с легкой насмешкой сказал он, увидев полковника Жуликова. — Мы-то пришли к тебе с голыми руками.
— У вас-то, может быть, оружия нет, — согласился Жуликов, — но в промышленной зоне уже наверняка не одну сотню заточек сделали.
— Надо же нам как-то защищаться.
— От кого?
— От вашего беспредела. Полковник Жуликов, который всегда считал себя либералом в отношениях с заключенными, едва не задохнулся от возмущения. Но помня о том, что ему нужно выиграть как можно больше времени, он сдержался.
— В чем же состоит беспредел, по вашему мнению?
— Мужик на промке пашет из последних сил, а нормы растут, выполнить их невозможно.
Начальник колонии едва не засмеялся.
— Так вы, значит, сюда за мужиков просить пришли? — сказал он, приглядываясь к звездам на плечах отрицал. — А среди вас хоть один мужик есть? Кто-нибудь из вас бывал в промзоне?
— Это не наше дело, — надменно заявил Кокан. — Блатному в промке пахать западло. Это не его дело, он должен воровской устав блюсти и за порядком следить.
— Вот я и смотрю, как вы за порядком следите. Зона совсем разморозилась.
— Это потому, что вы со своими законами лезете в нашу жизнь. А у нас свой устав, ничего хорошего из этого получиться не может.
— Что же вы нам предъявляете, осужденный Куташвили?
— Прекратить беспредел повязочников, снизить нормы выработки на промке, разобраться с наказаниями. Что это за дела, когда любой сэвэпэшник может лишить зека права покупать продукты в ларьке? На одну вашу пайку здесь не продержишься.
— Члены секции внутреннего распорядка, или сэвэпэшники, как вы выражаетесь, наделены определенными полномочиями. Если у вас возникают какие-то претензии по поводу вынесенных наказаний, вы можете обращаться к офицерам-воспитателям.
— Ваши попы, — презрительно сказал Кокан, — слушают только сэвэпэшников. Мнение простого зека для них ничто.
— Возможно, вы правы, — уклончиво сказал полковник Жуликов, — члены секции внутреннего распорядка, а также другие представители лагерной общественности своим примерным поведением заслуживают того, чтобы администрация считалась с их мнением. Вам и таким, как вы, Куташвили, путь сотрудничества с администрацией тоже не заказан.
— Я — вор, — сказал Кокан, горделиво выпятив грудь. — Коронован в крытке. Готов до конца своих дней гнить в ПКТ, но ссученным никогда не стану.
Отрицалы, стоявшие вокруг Кокана, одобрительно закивали.