Жиган

– А то, – довольно улыбнулся тот. – Мы работаем на совесть. Причем документ этот, как вы могли убедиться, сработан на настоящей гербовой бумаге, изготовленной типографским способом. Так что ваша метрическая выпись практически самая что ни на есть настоящая. Таким же будет и паспорт, который я уже начал изготовлять. Бланк паспортной книжки у меня имеется, так что сложностей особых не предвидится. К вечеру, надо полагать, закончу. Ну, а трудовую книжку нынешней власти я вам сработаю менее чем за час.

И действительно, уже минут через сорок с небольшим Голенищев-Кутузов рассматривал «Книжку № 2679».

Наверху книжицы было написано: «Профессиональный союз колониальщиков, мануфактурщиков, скобенников, разъездных торговых агентов, продавцов съестных и промышленных товаров и грузчиков».

Внизу стояла профсоюзная печать с плохо читаемой надписью, а ниже была запись: «Выдано Члену Голованову Петру Степанову. Января 11 дня 1919 г.».

– Вас что-то смущает? – спросил Иннокентий Самуилович, заметив, что Иван уж больно пристально рассматривает свою трудовую книжку.

– Печати… – не очень решительно произнес Голенищев-Кутузов. – Они почти не читаются.

– Сразу видно, что вы еще не видели этих трудовых книжек, – снисходительно заметил Иннокентий Самуилович. – А ведь они уже два года как введены… Что касается печатей, то они на всех трудовых книжках такие. Скорее, четкие печати вызовут подозрение, нежели такие, что я вам сделал… Не беспокойтесь. При тщательном рассмотрении их все же прочитать можно. И на них написано все, что должно быть написано.

Вечером, где-то в половине восьмого, Иван Голенищев-Кутузов получил на руки подержанную «Паспортную книжку» с четырьмя страничками. Была она «бессрочной» и выдана Великолукским городским управлением народной милиции в «тысяча девятьсот семнадцатом году сентября месяца 19 дня». Все! Дворянин и штаб-ротмистр Иван Викторович Голенищев-Кутузов перестал существовать. Вместо него появился мещанин и разъездной торговый агент Петр Степанович Голованов.

– Вот, – сказал Иннокентий Самуилович, протягивая небольшую пачку денег. – Не обессудьте, но это почти все, что у меня есть…

– Честно говоря, я вообще не рассчитывал на какую-либо сдачу, – немного удивленно произнес бывший санкт-петербургский дворянин Голенищев-Кутузов, а ныне великолукский мещанин Петр Голованов. – Вы мне сделали документы на настоящих типографских бланках, предоставили визитный костюм, полупальто, штиблеты, склянки с образцами смазочных масел. Да еще и какая-то сдача…

– Перстень, что вы дали, родовой и весьма ценный, – пояснил Иннокентий Самуилович. – Он больших денег стоит. Так что я внакладе не остался, будьте уверены. Да и вам на дорогу деньги, какие-никакие, надобны. Что ж, ступайте, стемнело уже.

– Сколько, вы говорите, до Симферополя? – спросил Петр Степанович.

– Если по прямой – верст пятьдесят, а ежели по дороге проезжей, так все восемьдесят. Я тут поговорил с одним знакомым извозчиком. Его зовут Гимадеев Ильдус Рахимов. Он татарин. Живет за Летним театром в городском саду. Вы ведь проходили по Набережной, когда шли ко мне?

– Да, – ответил Петр Степанович.

– И видели городской сад рядом с гостиницей.

– Видел.

– Значит, вам надо будет зайти в сад, пройти до Летнего театра, обогнуть его, и за одичалыми яблонями, что были некогда частью сада господина Рамейко, начнутся частные домовладения. Самым первым и будет усадьба извозчика Гимадеева. Скажете ему, что вы от меня и вам надо добраться до Симферополя. Конечно, если вы намерены ехать на извозчике, – добавил Иннокентий Самуилович.

– Пожалуй, я воспользуюсь вашим предложением, – произнес мещанин Голованов.

– Вот и славно, – резюмировал Иннокентий Самуилович. – К утру как раз будете в Симферополе. Там есть железнодорожный вокзал. Вам нужно будет сесть на поезд до Краснодара, а потом пересесть на петроградский. Он идет через Ростов. Если все будет благополучно, так суток через четверо-пятеро будете в Питере…

– Не знаю, как вас и благодарить!

– А никак, – посмотрел на новоиспеченного разъездного торгового агента Иннокентий Самуилович. – Князь Мещерский, то бишь Степан Артемьевич, однажды меня из большой беды вызволил. Так что я ему весьма обязан. – Хозяин дачи немного помолчал, затем протянул руку: – Что ж, Петр Степанович, прощайте.

– Прощайте, Иннокентий Самуилович! – ответил Иван, крепко пожав узкую ладонь. – И большое вам спасибо!

– Пустое! – обронил тот и, выпустив гостя из дома, плотно закрыл дверь.

Усадьбу извозчика Гимадеева Иван нашел без труда. Вошел в калитку, огляделся, нет ли цепного пса, и, не обнаружив, дошел до крыльца дома, поднялся по трем ступенькам и постучал в дверь.

– Кыто? – почти сразу послышался вопрос.

– Я от Иннокентия Самуиловича, – ответил Иван.