Жил-был мозг

Но дома Н.С. приходилось не сладко, её никто не хотел понять. Самая что ни на есть примитивная каша, завалявшаяся чашка или затёртый туалетный коврик вели себя не по расписанным ею самой инструкциям, но нервно, неадекватно: могли пригореть, выскользнуть из рук или расположиться не параллельно линии плиточного пола.

Поэтому дома у Н.С. была исключительно железная посуда и минимум интерьерного дизайна, еда из пакетов и много премного пустой пустоты, творящей лишь пустоту. Иногда ночью Н.С. не могла уснуть, ей не давали покоя размышления о том, каким образом её бывшим одноклассницам удавалось заводить цветы, собак, она уже молчала про мужей и детей. Ведь их никак не поменяешь на железные. Но утром стоило только ей влезть в униформу, как жидкий металл заполнял всё её существо, покрывал внутреннюю поверхность головы тонким слоем амальгамы, достаточным, чтобы отразить все посторонние мысли.

Однажды всё изменилось. Синица села Н.С. на голову в тот момент, когда она находилась при исполнении. Птичка просвистела, оставила после себя жидкий тёплый след и упорхнула. И всё понеслось не так. Откуда-то набежали тучи, завьюжило, началась мартовская метель. Лицо и голову Н.С. залепил мокрый снег. Ребята из кустов, не попрощавшись, унеслись подальше на своих мигалках. И как только за ними замело дорогу, вновь прибывшие автомобили столпились под знаком на обочине, пережидая непогоду.

И вот тут-то она и увидела его, а он – её. Н.С. стояла на посту, как и положено. Он сидел в занесённой снегом машине, поёживаясь и жадно поглощая её глазами. Н.С. совсем некстати заволновалась о том, что лицо залеплено снегом, а на голове птичий помёт. Но он ничего этого не видел. Перед ним она предстала такой, какая она есть, настоящей, голой.

Н.С. поняла, что уже поздно прихорашиваться и, хоть и достаточно плохо, продолжала играть роль некоей неотъемлемой детальки большого железного механизма по управлению жизнью. Метель закончилась, приехали трактористы, расчистили снег, на чуть поддавшийся вперёд знак вместо сорванной ветром униформы накинули меховой тулуп, и тут вдруг увидели, что перед ними стоит до костей продрогшая несчастная женщина. Н.С. ничего не оставалось, как признаться, что так оно и есть.

Потом они поехали к нему, потому что жил он поблизости, а ей быстро нужно было отогреться. И отогрелась. Обо всём об этом Наталья Степановна вспоминала воскресным утром, сидя на кухонном табурете, распустив волосы и поджав к груди коленки, словно девчонка. Впервые за долгие годы она сама приготовила себе яичницу и заварила Иван чай.

Стальной Змей и Васька

Писатель сидел на пятом этаже своей небольшой двухкомнатной квартиры, он писал рассказ. Он никогда ещё не был так счастлив, как сегодня. Казалось, что никто и ничто не в состоянии ему помешать, даже настойчивый автомобильный шум, доносящийся из приоткрытой форточки, со стороны самого широкого проспекта этого обычного многомиллионного города. Холодный зимний ветер внезапно ворвался в комнату, выхватил исписанный наполовину лист бумаги, и унёс его с собой через распахнутые двери балкона, сшибая друг с другом на ходу ставни.

Автор неоконченного произведения бросился вдогонку. Но, перешагнув через порог, он тут же забыл, зачем побежал, зачем схватился за перила, перегнулся через них, и чуть не вывалился с балкона. Писатель забыл про свой недописанный рассказ. Он рассеянно огляделся вокруг, вспомнил про работу и пошёл скорее собираться.

На следующее утро, в шесть ноль ноль вновь прозвенел будильник. Писатель проснулся, как всегда в приподнятом настроении, потому что первой его мыслью было: «Ах, какой замечательный рассказ я сегодня придумал!» Он предвкушал пережить любовь, сражения, непредвиденные повороты судьбы, магию, погоню чудовищ и победу вместе с героем, поэтому быстро умывшись и позавтракав, сел за стол и начал записывать. Как и вчера, он целиком был поглощён сюжетом, один неповторимый образ сменял другой, а рука едва поспевала рассказывать о них на бумаге. Но стоило ему вновь подойти к той самой роковой черте по середине листа