Жил-был народ…

Случилось, однако, противоположное. Пара пришла в ужас. Категорически отказалась от встречи. О фотографах и журналистах и речи не было. Особенно пронырливым из тех, что их всё-таки разыскали, было сказано, что они ничего не помнят. Какая-такая Ш. К.? Не было в те годы в их жизни никакой еврейской девочки. Не спасали они никого. Побойтесь Б-га! Они вообще не понимают, о чём идёт речь. Просят их не беспокоить и предоставить им жить честной немецкой жизнью – без историй о якобы спасённых ими евреях. Что-то ещё кому-то из господ журналистов неясно? Всё ясно? До свидания. Больше можно им не звонить – разговаривать на эту тему они всё равно ни с кем не будут.

Были ли эти люди антисемитами? Да ни Б-же мой! Они ж еврейскую девочку на самом деле спасли. С нулевой опцией получения благодарности и признательности от кого бы то ни было. Но будучи гражданами Германии – на тот момент Третьего рейха, – они закон, уж какой он был – справедливый или нет, нарушили? Нарушили. Должны были соседи и друзья их за это осудить? Всенепременно! Без срока давности. А уж как в Германии могут осудить – не в юридическом смысле, а в общечеловеческом…

Вчера ты почтенный член сообщества, а сегодня – изгой. Прокажённый. Пария. И ты, и вся твоя семья. И дети твои. И внуки. А уж если дело в евреях… Это ты не девочку спас – ты родину продал. Фатерланд. И кто его знает, за тридцать серебренников (источники иногда полагают, что за тридцать сребреников – велика разница!) или за какую другую сумму. И не из-за таких ли, как ты, Иуд – спасителей евреев – мы проиграли войну всем этим… Нет, вслух, может, и не скажут. Но дадут понять так, что мало не покажется. Чтобы проняло, как в Германии и положено – корректно, но до самых печёнок.

Но это только насчёт Германии! Однако, будучи гражданами не только Германии, но и Объединённой Европы, престарелая пара жила не в вакууме. То есть поток информации о том, как евреи, построив Израиль, совершили страшнейшее преступление в истории, что в «объективных» европейских средствах массовой информации присутствует ежедневно, не мог пройти мимо них. Как и простое человеческое понимание того, к чему всё идёт. Хоть в связи с исламизацией Европы – и, само собой, Германии. Хоть с поднимающимся в ответ в Европе нацизмом всех разновидностей.

И вот только между ненавидящими евреев арабами и турками и любящими их ничуть не больше, чем всех этих арабов и турок, бедным старикам было необходимо попасть. При этом со свободной прессой свободного мира, которая навострилась было брать у них интервью, понятно было, что знаменитыми они на почве юдофилии станут непременно… Вот только непонятно, надолго ли? Говоря по совести, какие к ним могли быть претензии? И у кого? У евреев? Так им не привыкать. Вот сделал человек еврею что-то хорошее, и? С точки зрения того, какие это для него повлечёт последствия?

Причём это мы пока говорили о Германии. Которая как-никак прошла денацификацию – по крайней мере теоретически. А как насчёт людей, которые спасли евреев от нацистов в Ливии или Тунисе? Реальные, кстати, были люди. У кого-то в семье мама или бабушка были из еврейских семей – а родня на Востоке многое значит. У кого-то соседи были, с которыми они дружили. А кто-то просто был хорошим человеком. И некоторые на момент написания настоящей книги даже не ушли ещё в мир иной – долгожителей среди арабов много…

Вот им после арабо-израильских войн, изгнания евреев и антисемитской пропаганды на протяжении десятилетий, после которой для нормального араба еврей – хуже дьявола, как? Насчёт статуса Праведника народов мира, признания их героями и интервью прессе? При том что после этого к каждому из них и ко всему их потомству выстроится очередь – убивать их, искореняя под ноль. Чтобы сама память о том, что в этой деревне или городе жил такой человек, который спас евреев, была стёрта с лица земли. Потому что ненависть – страшная сила.

Утрирует автор? Вообще-то нет. Он, автор – человек советского воспитания и, стало быть, интернационалист, – долго заставлял себя относиться к немцам так же, как ко всем прочим людям. Что, в частности, не давало возможности пригласить домой ребят из ГДР, с которыми учился, – поскольку тот факт, что они были из Восточной Германии (фильмы студии ДЕФА, на Новый год кабаре «Фридрихштадтпаласт» в «Голубом огоньке» и прочее позитивное), в глазах родителей явно не перевешивал то, что они были из Германии. Всё старшее поколение с немцами воевало. Половина семьи в войну погибла – кто на фронте, а кто и в лагерях смерти. Не до интернационализма.

Кто помнит, после войны самой распространённой в СССР фразой относительно населения Германии – в том числе социалистической – было: «Перебить всех немцев надо было – до последнего человека». Другое дело, что это – в теории. А на практике, когда перед тобой не какой-то теоретический немец, а конкретная женщина или ребёнок… В общем, кто смотрел «Отец солдата» – тот понимает, о чём это. Очень точно показано. Тогда и те, кто снимал, и те, кто снимались, понимали такие вещи. Чувствовали – кожей.