Жил-был народ…

Однако тех, кто выжил, попав в немецкие концлагеря, было куда меньше, чем тех, кого там превратили в пепел – ценное удобрение для польских и немецких полей. Ещё меньше было тех, кто уцелел, попав в акцию уничтожения – в Змиевой балке, Бабьем Яре и сотнях других мест, где в оккупационной зоне расстреливалось гражданское население. Не только евреи – цыгане, военнопленные и все прочие, кому не повезло не вписаться в «новый порядок». Но евреи в обязательном порядке и в первую очередь. Из расстрельных рвов выбирались единицы, спасшиеся буквально чудом. Из чего можно сделать простой вывод: для тех, кто попадал в облаву, шансов почти не оставалось. После того как евреев собирали большими группами и начинали куда-то везти или гнать пешком под конвоем, спастись было малореально. Когда же евреи попадали к месту расстрела, ждать было нечего: это была гарантированная смерть.

Отсюда вывод: если пытаются арестовать, надо бежать любой ценой как можно раньше или сражаться. Если конвоируют, особенно толпой, надо бежать или сражаться. С любой точки зрения – если всё равно погибать, какая разница как? Что лучше – быть убитым в упор или сгореть в печи крематория? Быть задушенным в газовой камере (корпорации, которые производили «Циклон-Б» и другие средства умерщвления для концлагерей, до сих пор присутствуют на рынке, успешно работают и процветают)? Умереть в концлагере от голода, холода или пыток? Или в результате садистских медицинских опытов, которые нельзя назвать иначе как вивисекцией? Сгнить в гетто от непосильного труда и побоев охраны? А теперь спроси себя, читатель, сколько было тех, кто так поступал? И сколько тех, кто надеялся неизвестно на что до конца? Или жил, потеряв всякую надежду?

Проще сказать, чем сделать. Обычный, нетренированный и неподготовленный человек может броситься навстречу смерти, если он разъярён до крайности, обладает недюжинной силой воли и бешеным темпераментом. Или привык к схваткам, имеет опыт боя и может мгновенно перейти от спокойствия к готовности убить, сконцентрировавшись на том, как это сделать, нанеся противнику максимальный урон с минимумом потерь для себя. То есть толпа, которая голыми руками может хотя бы благодаря численности проложить себе путь на волю по головам конвоиров, не сделает этого. Просто потому, что состоит из отдельных людей, каждый из которых ощущает себя не частью целого, способного действовать как единый организм, а как мишень. И скорее уклонится от удара прикладом или пинка вооружённого человека, чем бросится напролом.

Причём характерно это на всех этапах существования людей, подвергаемых геноциду, от начала до конца. То есть, даже когда люди понимают, что их будут убивать, они восстанут (если восстанут) лишь в самом конце – и то немногие. Как было в Варшавском гетто. Можно только предполагать, каким было бы это восстание, если оно началось бы не на последнем этапе ликвидации гетто, когда большая часть его жителей была уже уничтожена, а оставшиеся ослабли до состояния, при котором попытка их сопротивления стала для германского командования сюрпризом! Не говоря уже о военных ресурсах, которые пришлось привлечь для подавления этого изначально обречённого на поражение восстания. Но история не знает сослагательного наклонения. Что было бы с Европой, если бы Гитлеру в Мюнхене не сдали Чехословакию?

Очевидно, рецепт, который представляется автору единственно верным, подходит разве что для японских самураев или скандинавских берсерков. Хотя пытаться выжить там, где для этого нет никаких шансов, в конечном счёте оказывается гораздо более болезненным и страшным, чем сделать шаг навстречу смерти. Не случайно японцы – не нынешние, но средневековые, относившиеся к жизни и смерти куда прагматичнее, чем те, кто сегодня живёт в Стране Восходящего Солнца, – говорили, что смерть обходит лишь того, кто её не боится. Однако инстинкт обыкновенного человека (не будем называть его человеком разумным) всегда и везде берёт верх над отстранённой готовностью умереть в любой момент, которая только и спасает в критических ситуациях. И это верно для кого угодно: евреев и цыган, камбоджийцев и матабеле, корейцев и китайцев, хуту и тутси.

В любом случае холодная голова и готовность рисковать, знания и умения, подготовка к неожиданностям и оптимизм в любой ситуации – куда лучшая гарантия выживания, чем паника и покорность судьбе. Человек, который умеет и хочет организовывать свою жизнь, способен изменить даже самую неблагоприятную судьбу и использовать даже случайные стечения обстоятельств. Особенно если на кону его жизнь и жизнь близких. Холокост был не только геноцидом, но и одной из самых показательных и самых поразительных школ выживания человека в критических ситуациях. Жаль, что этот опыт не был суммирован и его так никто и не учёл во всём том, что происходило в мире «после Освенцима». Если бы было иначе, как много хороших людей могли бы спастись! Не случайно евреи говорят, что тот, кто спас даже одного человека, – спас целый мир…

Глава 13 Ближний Восток