Жил человек

В восемнадцати километрах от Тархан, в бывшем уездном городе Чембаре, теперь - Белинском, расположен второй музей-усадьба; здесь, в небогатом деревянном доме с садом, в семье уездного лекаря рос ясноглазый отрок Виссарион - будущий великий критик, деятельность которого составила эпоху в развитии передовой русской мысли. А по другую, восточную сторону Пензы, примерно на таком же расстоянии от нее, как и до Белинского, есть село Верхнее Аблязово, в котором, считают, родился Радищев; местный колхоз, кстати, так и называется - "Родина Радищева". Здесь первый русский революционер пытливо, с горечью вглядывался в жизнь, отчего душа его страданиям человеческими уязвлена была; здесь, в домашней типографии, впервые были отпечатаны страницы его крамольного "Путешествия из Петербурга в Москву".

Такова она, наша пензенская земля, и( теперь вам понятно, отчего мы, пензенцы, с гордостью произносим эти названия - Тарханы, Чембар, Верхнее Аблязово. Причем перечень этот можно бы и продолжить...

- Хороша хозяйка, да? - входя, спрашивает Людмила Ивановна. - Бросила гостя, и заботушки нет!

Она щелкает выключателем - комнатные сумерки, как настороженно притаившаяся зверюга, стремительно и бесшумно прыгают на балкон; сама же комната, залитая ярким светом, - с двумя опорожненными пивными бутылками на столе, - кажется еще более пустой. Людмила Ивановна берет бутылки за самый конец горлышка, щепотью - как что-то неприятное, подлежащее немедленному удалению, уносит их; не слушая возражений, подает чай, сыр, печенье; на ходу задергивает марлевой занавеской окно и балконную дверь; приносит с кухни табуретку и садится наконец напротив - все это быстро, в темпе, эдакой сгусток энергии, живчик в сравнении со спокойным, сдержанным супругом. Летают над столом - разливая чай, что-то поправляя, передвигая ее округлые, открытые до плеч руки, цельно отлитые из чего-то смугло-золотистого; покачиваются, сопровождая каждое движение, светлые, коротко подрезанные волосы, перехваченные надо лбом синей, под цвет глаз, полоской ленты. Конечно, это я сам любуюсь молодой хозяйкой, но сдается мне, любуется своей воспитанницей - чуть прищурившись от яркого света, посеребрившего металлическую кайму рамки, и Сергей Николаевич Орлов.

- Я уж заодно кое-что и простирнула, - довольно сознается Людмила Ивановна; оглянувшись, словно действительно почувствовав на себе взгляд Орлова, спрашивает: - Вы все о нем разговаривали?

- О нем, - подтверждает Савин.

Синие глаза ее темнеют - от сожаления, что она, вероятно, что-то пропустила, и тут же, утешившись чем-то, светлеют - как тронутая лучом морская гладь.

- А он меня, знаете, как звал? - она спрашивает, чуточку торжествуя, потому что это относится только к ней одной: - Людашка-замарашка! В начальных классах я с чернилами никак не ладила. Всегда в кляксах ходила!

- Да ты и сейчас с ними не ладишь, - подтрунивает муж.

- Где? - Людмила Ивановна испуганно - да так смешно, что мы прыскаем, разглядывает, поворачивая, кисти рук. - Эх ты, болтушка! Один раз на третьем курсе тушью чертежи облила, - он все и помнит!

- Еще бы не помнил! Перечерчивать-то мне пришлось.

- И тоже - один раз. Да и то потому, что - горела!

Другие ребята всегда девчонкам чертили. Не то что ты!

Чудо как хорошо, как приятно наблюдать за такими шутливыми препирательствами молодых супругов, в которые они вкладывают и что-то еще, им двоим только и ведомое, сопровождая их быстрыми взглядами, милыми ужимками; хорошо и немного - может, поначалу неосознанно для себя грустновато: тебя-то на такие веселые ужимки уже недостает...

- А ты рассказывал, как он нас гулять отпускал? - Людмила Ивановна смотрит на мужа и пытливо и лукаво.

- Ну вот еще! - Брови Савина удивленно приподнимаются, по-юношески свежие скулы его слегка розовеют. - Кому это интересно!

- Эх ты! - упрекает Людмила Ивановна. - Может, в этом весь человек и есть.

- Ты думаешь? - заколебавшись, спрашивает Савип.

- Конечно.

И они рассказывают милую незамысловатую историю одной юношеской любви и о том, как бережно, с глубоким тактом отнесся к ней их названый отец; впрочем, говорит, главным образом, Людмила Ивановна, муж только помогает ей - чаще всего репликами и чаще всего, от смущения, шутливыми. Много позже, при изложении, история эта как-то совершенно случайно вылилась в самостоятельный рассказ - разумеется, несколько дополненный в каких-то деталях авторским воображением. А еще позже он был включен сюда - как очередная, десятая глава.

10

Коротко - чтобы не разбудить младших, укладываемых на час раньше, тренькнул звонок, сигнал отбоя для старших. Одиннадцать... Сергей Николаевич выложил из портфеля приготовленную на ночь книгу, выждал несколько минут и вышел в коридор.