Читаем Жил человек полностью

Голованов резко оборачивается, - сосредоточенно сомкнутые на переносице брови расходятся.

- Давненько, давненько, - здороваясь, упрекает он. - Говорят, - здесь, а что-то стороной обходите.

Объясняю, что сознательно не искал встреч - не до меня, понятно, что никак уже не надеялся застать его тут.

- А я нынче в хозяйствах не был, - со странной беспечностью признается Голованов. - Да и делать там уж особо нечего: практически уборка закончена. На месяц раньше срока.

- И что получилось?

- В среднем, по району, зерновые дали по тринадцать центнеров. В прошлом году - двадцать. По семь центнеров с каждого гектара засуха слизнула. - Нет, секретарь райкома далеко не беспечен - на этот раз в голосе его прорывается досада. - План по продаже зерна выполнили на пятьдесят процентов. Про дополнительные обязательства и говорить нечего. Вот такая чертовщина!

- Любопытно, а как у Бурова? - вспоминаю я председателя колхоза, у которого были весной; как сразу вспоминаю и его самого: высокого, худощавого, в тонких золотых очках и с могучим, изрезанным сухими морщинами лбом-лысиной.

- У него побольше - четырнадцать центнеров. - Голованов чуть приметно усмехается.

- Так в общем-то неплохо, Иван Константиныч, а?

По нынешнему году-то?

- Лет десять - двенадцать назад такой урожай по здешним местам считался хорошим. - Голованов жестом приглашает к длинному полированному столу, попутно захватывает со своего, секретарского, пачку сигарет и садится напротив, с краю, готовый каждую минуту порывисто вскочить, зашагать по кабинету. - До революции да и в двадцатые годы при такой засухе колоска бы не взяли. И кончилось бы тем, чем на Руси и кончалось, - голодом.

- Что ж решило, Иван Константиныч?

- Советская власть! Наш строй, наша система - обобщенно говоря. Закурив, Голованов резким взмахом закидывает упавшую на лоб косую черную прядь. - А по слагаемым: высокая агротехника. Механизация. И, конечно же, - люди, люди. Практически, эти тринадцать центнеров они у засухи отбили. Тем самым доказав, что средний урожай можно получать при любой погодной чертовщине!

Мы говорим о последующих этапах уборки - косовица и обмолот зерновых не кончают ее, а начинают; впереди - крупяные, кукуруза, одна только хорошо и выстоявшая в эту жару, свекла и картошка, надежд на которую - почти никаких: в земле, как в горячем порошке, крохотные горошины клубней спекаются, наливаться им нечем... Спрашиваю, что, вероятно, этим летом и помощь города не понадобилась? - по скуластому подвижному лицу Голованова скользит быстрая гримаса.

- Самим делать нечего! - Поднявшись, он начинает шагать по кабинету. Насчет помощи города - у меня, кстати, своя точка зрения... Что хлеб общенародная забота - согласен! Помощь города прежде всего - машины, оборудование, удобрения, стройматериалы. Все, что промышленность, страна дает селу. Без чего нынешней деревни нет и не может быть!.. Экономически оправдано, когда город посылает на сев и на уборку механизаторов, В те хозяйства, где их недостает. И когда нужно навалиться скопом! Причем нередко - бывших трактористов, уехавших в город. Работают они с умением, с огоньком - натосковались по земле. И мы им говорим спасибо, щедро оплачиваем, в пояс кланяемся! - При отрывистом кивке-поклоне черная прядь у Голованова сваливается на широкий лоб и тут же взлетает, ложится на место. - Великая сила - субботники, воскресники. Если их, конечно, не каждую субботу и воскресенье объявлять!..

Приезжают - как на праздник. И работают по-праздничному - от души, радостно. Есть в этом что-то от старинной помочи. В крови это у нашего народа: в нужную минуту плечо подставить, соседу подсобить. Вот за такую помощь я - горой!..

Остановившись напротив, Голованов берет новую сигарету, сухо, жестковато - как будто я спорю с ним - заканчивает:

- Но когда мы на месяц-полтора нагоняем в село сотни людей - картошку, допустим, выбирать, либо ботву у сахарной свеклы рубить - тогда мы промахиваем.

Вдвойне промахиваем... И экономически, и психологически. Сколько раз видел, слышал! Горожане в поле - наши колхозные бабеночки в город на базар. С той же, к примеру, картошкой. "Ничего, ничего, - мы погнулись, теперь вы погнитесь". Как будто горожанам хлеб задарма достается! Половину энтузиазма - напрочь. И начинаем брать не умением, а числом. Навыка мало, охоты - врать нечего - еще меньше. Затраты тысячные, отдача - рублевая. Начнешь узнавать, что за народ, - за голову хватаешься! Квалифицированные станочники, техники, девчата сплошь и рядом - молодые инженеры. Микроскопом гвозди заколачиваем - вот что это такое!..

С прямыми резковатыми суждениями секретаря райкома я в общем-то согласен, - бывая в селах, сам видел подобные картины, слышал похожие речи, - но знаю и хозяйства, которые без такой помощи обойтись пока не могут. Более того, массовые выезды горожан на уборку представлялись мне до сих пор не только необходимыми, но и перспективными, в них виделась новая форма единения города и деревни, о чем, помнится, даже живописал в статьях и очерках. Потому и оговариваюсь:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги