Читаем Жил человек полностью

Знакомимся на открытой, выходящей сюда же, в сад, веранде. Супруга Ивана Константиновича, миловидная невысокая шатенка, выглядит чуть старше мужа, чем-то, кажется, огорчена, радушная улыбка дается ей с трудом и тут же исчезает. Сын, тот самый, что любил названивать отцу, требуя "секатала лакома", - бойко сообщает, что его зовут Игорем, взглядывает из-под отцовских черных резких бровей карими материнскими глазами.

Категорически отказываюсь от всяких угощений, иду в сад, смывая его чистым холодком жару и усталость.

Кое-где на ветках в листве алеет, отливая сизой пыльцой, анис, но больше всего яблок - падалицы - на приствольных, давно не поливаемых кругах, от них, если принюхаться, исходит чуть уловимый винный дух. В дальнем углу у забора вкопан дощатый, на одном чурбаке стол, посредине стола стоит стеклянная банка с двумя окурками сигарет - недосуг, похож, хозяину тут засиживаться...

Иван Константинович приходит, неся в руках длинную бутылку сухого вина, стаканы, коробку конфет, под мышкой у него зажата картонная папка. Он уже по-домашнему, без рубахи, в майке-сетке, как рекомендует поступить и мне, усмешливо и сочувственно одновременно объясняет:

- Загрустила моя подружка: уезжать не хочется.

Привыкла - работа, друзья, а ничего не поделаешь...

Чем-то наш брат, партработник, похож на солдата: куда команда, туда и едешь... Я ведь, сказать, в настоящем городе жил только тогда, когда в сельхозинституте учился.

А то все район да район. Агроном, секретарь райкома комсомола. Директор совхоза, потом здесь - в Загорове.

И тоже признаюсь - жалко...

Широкогрудый, в майке-сетке, открывающей незагорелые, хорошо развитые мускулистые плечи и руки, он сейчас больше, чем когда-либо, похож на парня, умеющего покрутить на турнике "солнышко" и поиграть гирями; прикидываю - по минимальному подсчету, - когда он успел набрать такой солидный трудовой стаж, и впервые спрашиваю, сколько ж все-таки ему лет?

- Несолидно выгляжу? - смеется Иван Константинович. - Такой уж у меня невезучий, мальчишеский вид!

Жена на два года моложе, и то постарше вроде, да? Лет мне уже немало тридцать один. Это еще в плечах теперь раздался будто. А то вообще - был! До конфуза доходило! Приехал сюда на пленум. Со вторым секретарем обкома. Охарактеризовал он меня, так сказать, говорит, что обком рекомендует товарища первым секретарем райкома. Я, как положено, поднялся, встал - для обозрения. И слышу - смешки. И тут же эдакий удивленный бас: "Вот этот пацан?" Ну, пленум и грохнул!

Я, конечно, тоже - со всеми. А сам приметил: мужик такой, под "бокс" подстрижен, при галстучке. Ну, думаю, я тебе этого пацана при первом удобном случае - припомню!

Рассказывая, Голованов сосредоточенно вынимает из горлышка бутылки пробку, черные глаза его блестят.

- И как - припомнили? - посмеиваюсь я.

- А то! - задиристо кивает он, заодно закидывая назад непокорную упавшую на лоб прядь. - Выяснил: механик автохозяйства. Три года как управляющим "Сельхозтехники" вкалывает. Толковый дядька!..

Пробуем отличный охлажденный "Рислинг", вяжущий зубы и гортань терпковатой свежестью, закусываем его не конфетами, а тут же, с ближней ветки сорванным анисом. С искренней похвалой отзываюсь о саде - здоровс это, прямо с крыльца сойти под его зеленый навес, в его тишину, целомудренный покой, - Иван Константинович качает головой.

- Не моя заслуга. Дом этот передается по преемственности, так сказать. Первые яблони посадил еще... - Он называет фамилию товарища, занимающего сейчас ответственный пост в Центральном Комитете партии, гордости загоровцев. - Другие продолжали. Один я только ни кола не добавил!.. Осенью шланг размотаю - полить, воду включу, а уж закрывать Маше, жене, приходится...

Ни на минуту не забываю про обещание Голованова рассказать какую-то историю, - ради чего вообще-то и пришел сюда. Вряд ли забыл о своем обещании и Голованов, но он явно колеблется, оттягивает; выжидаю удобный случай, чтобы напомнить, когда он, в своей обычной манере, безо всякого перехода говорит:

- Да, так вот еще какая штуковина... Хотя поначалу касаться ее я не собирался. А нынче - подумал:

может, вам и это полезно знать? Так что, нате - почитайте.

Недоумевая и чуть разочарованно принимаю картонную папку для бумаг - ту самую, что Голованов при мне достал из сейфа и принес сюда; примечательного в ней только то, что она не новая, надорвана на сгибе.

Внутри - стопка каких-то писем; верхнее, на тетрадной странице в косую линейку, написано старательным ученическим почерком - таким"первоклашки выводят первые, самые трудные фразы: "Луша моет куклу", "Мама моет Лушу". Мелькает догадка: письма ребятишек Орлову. Но тогда почему они хранились в сейфе у секретаря райкома? "Дорогие товарищи! Довожу до вашего сведения..." - ученические, тоненькие от усердия буквы нелепо, противоестественно складываются во взрослые казенные слова.

- Читайте, читайте, - советует Голованов, отвечая на мой недоуменный взгляд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги