Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

Гваттари сделал борьбу с фамилиализмом одной из своих главных тем. Однако он полон теплых чувств к своим родителям, особенно к матери, сыгравшей важнейшую роль в формировании его личности. Родители переехали поближе к нему в 1967 году. Его мать, страдавшая глазными болезнями, будет регулярно посещать врачей в Ла Борд и очень полюбит Ури, который будет заботиться о ней, как о собственной матери. В ходе этих визитов отцу Гваттари и его брату Жану приходит в голову мысль поискать летний дом в департаменте Луар и Шер. Они приезжают в Монтуар – пользующийся мрачной известностью из-за знаменитого рукопожатия Петена и Гитлера в 1940 году – и идут к первому попавшему нотариусу. Они влюбились в замечательный каменный дом, окруженный большим парком, над которым возвышается огромный кедр, на берегу Луары, где можно плавать на лодке. Этот дом, в котором родители Гваттари проживут 13 лет, находится совсем рядом с Ла Борд и становится любимым местом, куда они будут приглашать внуков и друзей, в том числе Жана Ури. Родители даже пытались перевести фабрику «Монбана» в Монтуар. Они арендовали на полгода половину местного вокзала, который пребывал в запустении и принимал всего один поезд в день, но дело не заладилось.

Это пространственное сближение с родителями свидетельствует об огромной привязанности Гваттари к матери. Да, публично он заявляет, что семья не имеет смысла, и смеется над Арлетт, приглашающей в Дюизон своих родителей. Однако, когда его мать умирает в Ла Борд в 1969 году, «он начал повторять: „Я – сирота“»[267].

Доказательство от Лакана

Ритм жизни в Ла Борд также определяется семинарами Жака Лакана. Как шутливо писал Жан Ури, по средам Ла Борд была еще мертвее, чем по воскресеньям. Почему? Это всё Лакан. В этот день проходят семинары мэтра: «В такое время персонал и деньги утекали из Ла Борд. То наплыв из-за Феликса, то утечка из-за Лакана…»[268] Как уже упоминалось, первый контакт между Ури и Тоскейесом был связан с текстом Лакана. Для Ури это было такое потрясение, что он бросил свои вялые попытки заняться биологией и решил обратиться к психиатрии, чтобы вскоре очутиться в Сент-Альбане: «Тоскейес заставлял интернов проходить тест: давал им почитать диссертацию Лакана и через месяц спрашивал, что они о ней думают»[269]. Ури жадно читает все тексты Лакана, решает регулярно посещать его семинар и пойти к нему в анализ, что непросто: Лозер слишком далеко от Парижа. Но когда он устраивается в Ла Борд, его мечта наконец сбывается. Распорядок дня в клинике начинает сильно зависеть от знаменитых парижских семинаров, ни один из которых, ни в больнице Святой Анны, ни позднее, на улице Ульм, Ури и руководство клиники не пропускают. Ури все подробно записывает, и его заметки затем разбираются на собраниях GTPSI.

Ури становится интересным партнером для Лакана, поскольку он связан со знаменитой психиатрической клиникой, сам авангардист и может стать источником вдохновения и обеспечить клиническое применение лакановского подхода к лечению психозов. По сути дела, вся медицинская команда Ла Борд проходит через кушетку Лакана: «Каждый раз, как в Ла Борд приезжал новый человек, ему первым делом говорили, что он должен пойти в анализ, само собой разумеется, к Лакану. Людей даже заставляли уйти от их аналитика, чтобы пойти к Лакану»[270]. Весь подход Ури к психозам отмечен влиянием Лакана, хотя он выступает не в качестве ученика, а скорее как его альтер эго, часто вступая с мэтром в дискуссии, когда привозит его на машине в Париж из его деревенского дома в Гитранкуре: «Мое уважение к этому человеку было абсолютным. Мое мнение не изменилось. Для меня это абсолютный коэффициент стабильности»[271].

От многих инструкторов в Ла Борд потребовали, чтобы они пошли в анализ к Лакану, если хотят остаться работать в Ла Борд. Таким образом, каждую неделю на кушетку к Лакану отправлялся из клиники почти целый вагон сотрудников. Гваттари всегда считал, что именно анализ у Лакана позволил ему сформулировать его субъективный опыт. Однако длительность сеанса сильно варьируется, иногда это полчаса, но чаще всего – три-четыре минуты, два-три сеанса в течение одного дня, перемежаемые нескончаемыми часами ожидания в приемной. Иногда Лакан продлевает сеанс, если финансы позволяют – в машине, когда Гваттари везет его домой на улицу Лилль после семинара: «Это входит в анализ», – говорит Лакан[272].

Гваттари участвует в создании Парижской школы фрейдизма в 1964 году: связанный с ней с самого начала, именно он предложит опубликовать одно «письмо», чтобы избавить Школу от склонности к сектантскому замыканию в себе. Пока Гваттари, которого Лакан воспринимает в качестве блестящего молодого интеллектуала, надеется стать главным собеседником парижского гуру, он с ужасом наблюдает за подъемом маоистского течения, сложившегося вокруг Жак-Алена Миллера. Идет жестокая конкуренция.