Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться

Мне снова начали сниться сны. Не те, с черными коридорами, совсем другие. «Отчего люди не летают так, как птицы?» Летают, все дети во сне летают, когда растут. И я летала, я падала – с восторгом и замиранием сердца. Я все еще росла.

Искры устремляются вверх. Людмила

Я всегда мечтала иметь много детей. Мне казалось глупостью и неоправданным скупердяйством экономить любовь, дарить ее только одному человечку. Она ведь такая огромная, Любовь. Как Солнце. И она никогда не убывает, если ее отдавать. Так мне думалось в детстве. Но получилось так, как получилось, и я смогла родить только одну дочку. Что ж, Господу виднее, кому какой дар посылать.

Замуж я выходила трижды. Первый раз – как только мне стукнуло восемнадцать, лишь бы уехать из дома родителей. Жить с ними было уже невмоготу. Каждый шаг – под контролем, каждая копейка – под запись. Но семейное счастье мне не улыбалось, все попытки заканчивались неудачей.

Может, так проявлялась душевная травма моей юности, трагическая гибель самого близкого друга, и я подсознательно искала спутника жизни по его образу и подобию.

А может, мне изначально было это не дано – строить отношения. Как бы то ни было, трижды убедившись в собственной несостоятельности в роли жены, я перестала пытаться начинать с начала. Зато в последнем браке я родила дочку, которая стала светом моей жизни, домом моей души. На годы вперед я обрела для себя смысл всего. Жизни, казавшейся априори бессмысленной. Тоски и печали, ставших предвестниками радости. Горя, зазвучавшего прелюдией счастья. Ныне и присно.

Моя жизнь была полна – заботами о Светке, ее здоровье и развитии. Я была счастлива, несмотря на то, что все разрубленные брачные узелки в итоге привели меня в исходную точку, к родным пенатам. К разбитым и забытым идолам домашнего очага. Многое здесь изменилось, изменилась и я сама. Я поняла это, когда ушел из жизни отец, а потом у матери случилось два инсульта подряд, что привело к обширному параличу. Так у меня появился второй ребенок – моя собственная мама.

Мне пришлось сломать весь привычный уклад жизни, найти возможность работать дома. В компании ценили мой опыт и предложили заниматься сайтом и пабликами в соцсетях. Я выкупила у них свой рабочий компьютер и обустроила домашний офис. Года четыре все получалось вроде бы неплохо, но потом бизнес благополучно развалился, и от компании и моего заработка остались одни воспоминания. Не считая компьютера. С деньгами стало трудно, их катастрофически не хватало. Мы перебивались с маминой пенсии на Светкины алименты, если же мне удавалось какие-то копейки заработать на фрилансе, это был праздник.

В параличе мать пролежала весь остаток своей жизни – восемь лет. Больше всего угнетало то, что ни на какие улучшения рассчитывать уже не приходилось. Оставалось только ухаживать за ней и поддерживать те немногие функции, которые у нее еще сохранялись, – подвижность одной кисти и подобие младенческого лепета.

Перестроить образ жизни и приспособить его к новой реальности оказалось для меня не самым сложным. Гораздо труднее было переломить себя, чтобы отыскать где-то глубоко внутри силы для любви и терпения, силы выдержать это испытание. Я утешалась лишь тем, что Господу виднее, кому какой дар посылать, и он не дает нам ношу не по силам.

День за днем и год за годом я училась понимать своего второго ребенка, свою маму: по невнятному лепету – ее желания, по губам и глазам – настроение, по движению руки – потребность в общении. Многое изменилось во мне. Я поила ее водой, словно поливала ростки любви внутри себя, каждой ложкой каши утоляла свой детский голод по теплу и ласке, с каждым использованным памперсом выбрасывала застаревшие обиды.

Дочка помогала мне по хозяйству, не брезговала никакой работой и по уходу за бабушкой. Но со временем я стала замечать, как ее удручает наша жизнь: все по распорядку, ни друзей не пригласить, ни повеселиться, музыку или телевизор громко не включить. Я поняла, что Светке труднее, чем мне, – и правда, что это за жизнь для девчонки? Поэтому она стала потихоньку перебираться в свою квартиру, которую ей оставила вторая бабушка, по отцу.

С переездом дочери я стала заметно уставать, к вечеру чувствовала себя совершенно разбитой, опустошенной, словно из меня выкачали три литра крови. Теперь я редко готовила отдельно для себя, ела то же, что давала маме, – кашки, суп-пюре, протертые овощи. Да и есть как-то особо не хотелось, разве что Света привезет что-нибудь вкусненькое.