Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться

Потом по бесплатному рецепту мать получила все лекарства и шприцы, но делать мне уколы никак не решалась. «Давай ты сам как-то будешь все это контролировать», – отнекивалась она. Ну, я неделю-другую поколол, потом надоело, да и чувствовал себя нормально, зачем тогда? Мать тоже вскоре успокоилась, и все вернулось на круги своя. Только на новом витке у маминого мужа добавилось поводов докапываться до меня: «Мать тебе суп целый час варила, а ты опять чипсами аппетит перебиваешь»; «Тебе сказали больше двигаться, так нефиг дома сидеть, иди с пацанами мяч погоняй, дай спокойно телек посмотреть»; «Сахар? Да мне твой сахар до фонаря, меньше сладкого жри», и все такое прочее.

Нервы он мне так делал постоянно, не забывая периодически поколачивать. Ну я и впал опять в депрессняк, забил на уколы и всю эту тягомотину, стал ненавидеть и себя, и диабет, и всех вокруг.

Потом решил: да пошло оно все, сдохну так сдохну, все равно нормальной жизни мне не видать.

А нет – если до восемнадцати дотяну, сразу свалю куда-нибудь. Еще при отце, когда он с нами жил, я все мечтал поступить в мореходку или Суворовское училище, узнавал, как и что. Оказалось, принимают только с согласия родителей. Мать тогда отказала категорически, стоило мне лишь заикнуться. Так что оставалось дожидаться восемнадцати.

Пока дожидался, еще четыре раза в больничку попадал: то опять с тошнотиками, то сознание терял на уроках, кидало меня так из стороны в сторону, то от переизбытка сахара, то от упадка. Училка наша классная потом, когда добилась от матери информации о том, что со мной происходит, все время в сумке с собой таскала конфетки. Благодаря им пару раз меня вовремя вытаскивала из шока. Но это позже. А в последний такой попадос я и встретился с Катей. Собственно, именно о ней я и хотел рассказать, а начал о себе.

Катя первый раз попала в больницу примерно в такой же ситуации, как и я, – внезапно и сильно заболел живот, ее рвало. Врач скорой заподозрил аппендицит, и сначала ее положили в хирургию, стали готовить к срочной операции. По УЗИ, правда, ничего похожего на аппендицит не увидели, зато, когда пришли анализы, стало понятно, что воспаления нет (лейкоциты были в норме), а проблема в другом: сахар в крови зашкаливал. Насколько Катя помнила, показатель был около двадцатки[46]. Поставили укол, ей сразу стало лучше, а вскоре и боль в животе прошла. Думаю, скорее всего, инсулин сделали. После полного обследования ей и записали диагноз «диабет 1-го типа». Кате тогда было 12 лет, это случилось за два года до нашей встречи.

А в эндокринологию, где я валялся, ее привезли с тяжелой гипергликемией. Но это отдельная история, а рассказывать, наверно, лучше с самого начала. В больничке, кроме врачих и сестер, пообщаться было не с кем, мать один раз только приезжала, вещи привезти. Так что я уже одуревал от тоски и пустоты в голове, а тут Катька. Она хоть и младше меня на два года, но бойкая, вот мы и стали вместе тусоваться. Да и поболтать нам всегда было о чем – оба по уши погрязли в своих терках с родаками, а эта тема неисчерпаема.

«Поначалу я даже обрадовалась, когда узнала, что у меня диабет», – говорила Катя. – «Как это? Чему тут радоваться?» – недоумевал я. – «Для меня он означал конец мучениям», – еще больше озадачила меня новая знакомка.

Короче, дело было так: с восьми лет она училась в балетной школе, и поначалу ей это безумно нравилось, она с радостью бегала на занятия, с нетерпением ждала каждый новый урок в студии. Но Катины родители слишком всерьез относились к ее успехам и похвалам педагогов, наверно, спали и видели свою дочку на подмостках Большого. Ну, это я так предполагаю, конечно. Хотя иначе трудно объяснить, зачем так жестко держать ребенка в ежовых рукавицах. Мама Кати фанатично следила за ее весом: не дай бог, дочка наберет лишние 200 граммов, это же крест на будущей карьере! В общем, строгий контроль за тем, что дочка ест и сколько весит, стал для ее родителей чуть ли не главной задачей воспитания и смыслом жизни семьи. Ничего сладкого, никакого мороженого или шоколадок, печенья, конфет – никаких вкусняшек. Даже фрукты многие оказались под запретом. Любая еда – только по расписанию и строго в объеме, рассчитанном мамой по таблицам калоража, никаких перекусов, даже глотка сока.

Три года Катя держалась как стойкий марксист, без звука перенося все лишения и ограничения. Она убедила себя, что родители действительно правы, и если хочешь чего-то добиться, нужно вырабатывать характер, что ради высокой цели чем-то приходится и пожертвовать. Но бунт на корабле все-таки произошел. Внезапно и неожиданно для родителей будущей примы. Поводом стало то, что Катю не пустили на день рождения самой близкой подружки. Тупо и банально.