«Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева

Антагонизм между теми, кто сидит, и теми, кто их охраняет, предполагается изначально. Но, узнавая мою историю, эти простые люди не понимали, как можно наказывать за выполнение профессиональных обязанностей. Не было с их стороны ни косых взглядов, ни предвзятости. Скорее, наоборот, скрытое сочувствие. А за ним — понимание того, какова украинская политика на сегодняшний день.

Да, они прекрасно понимали, что происходит, в чем смысл и суть и политическую подоплеку всего произошедшего со мной. Они прекрасно понимали, что, наверное, ни в одной стране мира невозможен арест журналиста за его профессиональную деятельность. Либо это должно быть что-то такое, что мы привыкли ассоциировать с полным отсутствием демократии и закона — в какой-нибудь глубине Африки, что-то совершенно далекое от европейских демократических норм.

Таким образом я не чувствовал ни ненависти, ни агрессии со стороны окружающих. Возможно, не все испытывали симпатию по причине собственных политических или жизненных взглядов, но все прекрасно понимали, что разница во взглядах — точно не повод и основание для того, чтобы сажать человека в тюрьму за то, что он выполняет свою работу, ни в чём не преступая закон.

Многие из них в какие-то минуты успокаивали меня и говорили: «Подождите, до выборов осталось совсем немножко», — прекрасно понимая, что после президентских выборов на Украине в моей судьбе, моем тюремном заключении могут произойти какие-то изменения. Это тоже меня поддерживало, позволяло чувствовать себя человеком, а не изгоем, врагом.

Если даже охранники вели себя вежливо и с пониманием, то сокамерники тем более были дружелюбны. Не скрою, на первых порах меня это удивило. Потом я стал понимать, что хорошее и даже уважительное отношение ко мне людей, обвиняемых по различным уголовным статьям, происходило по нескольким причинам.

Первое — особенности сегодняшней жизни в Херсоне и Херсонской области. Разговаривая с сокамерниками, я убедился, что из восьми человек моих соседей примерно половина вернулась из России — были там на заработках. По разговорам складывалось впечатление, что по выходе из тюрьмы вторая половина отправится в ту же Россию с той же целью.

Основной доход жителей Херсонщины — торговля овощами, выращенными на своих приусадебных участках, это овощной край Украины. Но базаром прожить трудно, поэтому большинство уезжают на заработки в Россию. Русофобии здесь не ощущается нигде, и в камере ее тоже не было. Необходимость искать заработок на стороне, в том числе и за границей, доказывала людям, что экономическая ситуация на Украине складывается далеко не лучшим образом для простых людей.

Да и война также не способствовала популярности украинской власти — на ней больше зарабатывали, чем объясняли, когда она закончится.

То, что этот край граничит с Крымом, в свою очередь, накладывало отпечаток на взгляды херсонцев и их отношение к происходящему. Множество связей, родственных и дружеских, с жителями полуострова помогает понять лживость государственной пропагандистской машины. В Херсоне далеко не все, как мне показалось, считают предателями крымчан за их выбор вернуться в Россию — здесь историю знают не по украинским телепередачам, она вполне осязаема и достоверна, когда видишь постройки екатерининских времен. Да и судорожные телодвижения украинской репрессивной машины не добавляют авторитета нынешнему государству — сообщения о «госизмене» рассылались «крымским» управлением СБУ чуть ли не по электронной почте тем, кто сделал в Крыму свой осознанный выбор. И таких «весточек с любящей родины», как их иронично называют крымчане, — более трех тысяч.

Другая причина, почему ко мне относились не просто с сочувствием, но даже с некоторым пиететом, — я был для соседей по камере человеком, во-первых, «из телевизора», во-вторых, с большим резонансом. Человеком из совсем другого мира, из столичной политической журналистики.

Иногда я чувствовал себя «Дедом Панасом». Был на Украине такой легендарный телевизионный персонаж — седоусый дедушка в вышиванке, читавший в советское время по вечерам сказки для детей в передаче «Вечерняя сказка». Совсем как «тётя Валя» Леонтьева в программе «Спокойной ночи, малыши» на центральном советском телевидении.

Вот и я, как Дед Панас, рассказывал сокамерникам подробности из политической жизни, в том числе и закулисной, которые знал в силу своей работы. На меня смотрели с уважением, в том числе и потому, что я повидал не только Украину, но и мир, бывал за границей. В то время как, по статистике, еще четыре года назад 72 процента украинцев никогда не выезжали за пределы не только страны, но даже своих регионов. За рубежом же бывали не больше 10–15 процентов — поездки на заработки в Россию и Европу не в счёт.