Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)

— Да, жалко! — отчеканил голос в трубке, — Ах ты маленькая, двуличная дрянь! Так вот, что тебе надо! — и тут я действительно испугалась. Только в состоянии крайней ярости Виктор Игоревич позволял себе быть искренним, снимая привычную маску великодушного добряка. И сейчас глава семейства был разъярен — я очень остро это чувствовала, несмотря на расстояние в сотни километров.

— Вот почему ты позвонила! — продолжал свирепствовать Казарин-старший. — Не потому, что ты по нам соскучилась, не потому что тебе захотелось узнать, как живут люди, которые тебя вырастили, дали тебе все — дом, деньги, образование! Нет! На нас тебе плевать! И всегда было плевать! Тебе подавай только Марка, с этой вашей дурацкой связью, с этими вашими больными чувствами! Ты хоть понимаешь, насколько то, что между вами было — ненормально? Ты — понимаешь это?!

— Да что же там такого ненормального было-то! — отчаянно, забыв о страхе, закричала я в ответ.

Как говорил Яр, терять мне было нечего, так почему бы не высказаться напоследок от души? В том, что это наш последний разговор с Виктором Игоревичем я уже не сомневалась.

— Мы ведь не родственники по крови, а брат и сестра только формально! Мы вообще только в школе познакомились, как обычные дети! Чего вас так трясет, будто вы инцест обнаружили?!

— Ха! — насмешливо фыркнул Виктор Игоревич, и я почувствовала себя полным ничтожеством, столько презрения было в его голосе. — Вопросы крови, значит, затронула, да? Лешка, ты совсем, что ли, страх потеряла? Кто бы о крови говорил! Ты что — забыла, кто ты есть? Ты же круглая сирота, приживалка, непонятно какой ребенок непонятно каких родителей! Откуда я знаю, кем была твоя мать? Может, какой-то очередной гулящей девкой с улицы? И кем был твой отец? Может, он больной был? Психопат, какой-то? Может, он вообще, твою мать изнасиловал! Ты не думала об этом, когда собиралась с нами породниться через Марка? Какие у тебя генетические болячки, чья кровь в тебе течет? Ты — никто, и зовут тебя никак, понимаешь? И вдруг ты решила, что можешь войти в мою семью женой моего сына, родить мне внуков с непонятно какими задатками, будущих наследников рода Казариных? Ты что, девочка? Ты уже с ума сходить начала, скрытые гены так скоро сказались?

— Но… Но зачем же вы тогда пустили меня к себе? — еле ворочая языком пробормотала я, мечтая только об одном — чтобы оплаченные минуты, наконец, закончились, оборвав этот жуткий разговор. Сама я, странно завороженная словами Виктора Игоревича, сделать этого была не в силах. — Зачем хотели удочерить? Зачем обрадовались, когда я позвонила?

— Ты, деточка, не путай — гости и постоянное проживание. Я тебя в свою семью навсегда не пускал. В гости — это да, пока выгодно тебе и выгодно нам. Всем было хорошо, пока вы с Марком не зачудили эту вашу непонятную интрижку! И никто не собирался тебя удочерять. Думаешь, если бы я захотел это сделать — мне бы помешала какая-то путаница или неразбериха с законами? А так, все вышло, как надо — отучилась в школе, упорхнула в свою жизнь, подобру-поздорову! Чем тебя не устраивал такой вариант? Нет, тебе если дали ложку — так и медку к нему захотелось! Ты решила навсегда зацепиться? Так вот я говорю тебе — не выйдет! Пока я жив — не выйдет никогда! Я лично прослежу за тем, чтобы ты с Марком никогда не увиделась. Мало того, будь уверена — через деканат, коменданта или телефон общежития ты к нему тоже не подберешься! Я запретил им давать любую информацию о моем сыне кому бы то ни было, под каким-либо предлогом. А ты знаешь, я не последний человек не только в городе, но и в стране. Так что будь уверена, они мой наказ очень хорошо помнят!

А что рад тебе был — так и вправду, был рад, думал, может, ты просто поболтать позвонила, по старой памяти? Я вообще люблю людей, Лёшка, если ты не заметила. Люблю и хочу им сделать, как лучше! Валенька — та сразу после твоего отъезда сказала, что с тобой, мерзавкой, говорить больше не собирается никогда в жизни. Сказала — как отрезала, я свою жену знаю. А я и не против был дружить, если бы ты выбросила из головы всю эту дурь насчет Марка. Мог бы как-нибудь приехать в Киев, мы бы с тобой погуляли, поболтали, я бы за тебя, где надо, договориться смог. Но не в первый раз мне моя широкая натура боком выходит, не в первый раз! Поэтому, Лешка, слушай меня сюда — никогда, ни под каким предлогом больше не звони нам. Считай, что мы для тебя все — абсолютно все умерли. Нет нас больше. Ни меня, ни Валеньки, ни Марка. Особенно Марка! Ты поняла меня? Я спрашиваю, ты поня… — и на этом месте немилосердно-растянутые минуты разговора, наконец, закончились.

Но все самое главное я и так успела услышать.

Опомнилась я уже у себя в комнате, сидя на кровати и глядя в окно, пустым невидящим взглядом. Как мне удалось дойти до общежития, а перед этим — выбраться из той злосчастной кабинки, по стенам которой меня так тщательно размазал некогда приемный отец, я абсолютно не помнила.