Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

— Сынок, но ведь друзья нужны всем! — признанный дипломат не нашел ничего лучшего, как влепить банальную фразу из детских мультиков.

Марк, снова увлекшийся своим занятием, отстранено поинтересовался:

— Зачем?

Левый глаз Виктора Игоревича начал нервно подергиваться. Подобная манера общения подрубала на корню все его ораторское искусство и становилась непреодолимым препятствием на пути красноречия, представлявшего в большинстве своем, набор витиеватых фраз ни о чем.

— Ну-у-у… — задумчиво начал глава семейства, — Друзья нужны для того, чтобы было весело.

— Мне и так весело.

— Но ты не смеешься!

— Когда весело — не обязательно смеяться, ты сам говорил.

Виктор Игоревич шумно вздохнул, все больше понимая, почему его сына так недолюбливают и сверстники, и товарищи постарше.

— Друзья всегда придут на помощь, если у тебя случится беда, — достал он из кармана очередной козырь.

— Для этого есть родители.

"Не факт, не факт…" — вспотевая челом, подумал Виктор Игоревич.

— Друзья нужны в жизни для того, чтобы заводить с ними хорошие отношения! Потому что ничего в мире не дается просто так! Когда у тебя много друзей и знакомых, и со всеми хорошие отношения, они всегда рады помочь тебе! Что-нибудь за тебя сделать! Может быть… Даже все сделать для тебя, — с намеком добавил родитель. Марк был не по годам умным мальчиком, пора было начать раскрывать ему некоторые секреты успеха. А умение "дружить" в шкале ценностей Виктора Игоревича всегда стояло на первом месте.

— Это нечестно, — вновь возразил сын. — Нельзя делать свою работу руками других.

— Сынок, это не всегда работа! Ты даришь людям то, что они хотят — счастье, радость, обещания!

— А обещания надо выполнять, — этой фразой Марк взял да и выбил воображаемый табурет из-под ног Виктора Игоревича. Ибо водился за Казариным-старшим грешок, в котором могли упрекнуть его недруги: он очень быстро забывал о тех заманчивых вещах, о которых вдохновенно пел несколько минут назад. В большинстве случаев ему это сходило с рук, с уважаемыми и серьезными людьми Виктор Игоревич слово всегда держал. Но нередко потрясенные жертвы его обаяния понимали, что ничего из того, о чем он им нашептал, никогда не сбудется. Потому что это была всего лишь красивая песнь легкомысленного соловья, который был здесь так недолго, и улетел, оставив после себя разбитые надежды и тоску по ощущению ушедшего праздника.

— Ну, знаешь, сынок… — прошипел Виктор Игоревич, заливаясь краской, — Вот не ожидал я этого от тебя! Все вы мастера обвинять своих отцов! Конечно, вы лучше, вы честнее, умнее! А почему? Потому что росли в достатке, не заботились о пропитании, о том, где взять кусок хлеба, не мерзли в подворотнях в ожидании тепла! — он так увлёкся, что даже забыл о своем более чем сытом и обеспеченном детстве. Нет, теперь Казарин-старший выступал с позиции обделенных, движимый чувством ненависти к мажорам, у которых было все с самого рождения, просто так и ни за что.

— А ты мерз? В подворотнях? — заметно оживился Марк. Ведь глава семейства никогда не рассказывал о таком, и сыну стало очень интересно, как же его отец справлялся с трудностями, будучи маленьким. Тем более непонятной стала для него реакция родителя, который, громко выругавшись, выбежал из комнаты, на прощанье яростно хлопнув дверью.

Марк грустно вздохнул. Ну как их понять, этих странных взрослых? Маму, которая постоянно придирается, все время дергает его то за плечи, то за волосы и изводит наказаниями. Папу, который говорит словно на другом языке. Воспитателей в саду, усвоивших только одну фразу "Казарин, ты должен уважать своих товарищей!" А как их уважать, если они глупые, противные, и все время норовят укусить побольнее, как только отвернешься.

Марк лукавил, когда говорил, что ему не нужны друзья. Ему очень хотелось иметь друга, который бы не смотрел на него волком, изначально подозревая худшее, который бы понимал его и не передергивал его слова, тем более, он старался говорить всегда предельно четко, без недомолвок. Друга, который бы не боялся честно, в глаза высказать, что думает. Ведь ничего не бесило Марка больше, чем трусливый трепет перед его напором. Когда люди делали, то, чего он требовал, не соглашаясь, но, тем не менее, не решаясь противостоять. В этом гадком детском садике так поступали абсолютно все: и тот же бойкий до первого пинка Гошка Авдеенко, который постоянно задирал его, а когда получал в нос, зареванный бежал жаловаться воспитательнице. И девчонки из группы, за спиной насмехавшиеся над его густыми бровями и непослушно торчащими темными волосами, с визгом разбегавшиеся, как только он оборачивался и в упор смотрел на них. И сами воспитатели, обзывавшие его "извергом" и "чудовищем", но забывавшие обо всех претензиях, как только в дверях появлялся его солнцеподобный отец со своей фирменной лучезарной улыбкой.

— Ах, у вас очень хороший малыш, такой усердный, настоящий маленький мужчина, совсем, как его папа! — лепетали они, смущенно хихикая и кокетливо хлопая ресницами.