Жильбер Ромм и Павел Строганов

В XVIII в. население Риома насчитывало около десяти тысяч, что по меркам даже того времени было достаточно скромным числом. Однако город не только претендовал на звание административного центра Оверни, но и играл порою достаточно заметную роль в государственной жизни страны в целом благодаря тому, что издавна служил местом пребывания важнейших судебно-административных учреждений провинции: королевского сенешальства (sénéchausée royale), основанного еще в 1360 г., и президиала (présidial), созданного в 1551 г., а также ряда территориальных финансово-фискальных органов: финансового присутствия (bureau des finances), денежной палаты (chambre de la monnaie), управления лесами и водами (maоtrise des eaux et des forèts), бюро соляной монополии (grenier à sel)[160]. Правда, в соседнем городе Клермон-Ферране, непримиримом сопернике Риома в борьбе за право считаться столицей Оверни, находилась не только резиденция интенданта – представителя центральной власти, но и свои собственные сенешальство и президиал. Однако округа последних размером существенно уступали риомским. К тому же клермонские учреждения имели более позднее происхождение и, соответственно, пользовались меньшим авторитетом, ведь общество Старого порядка строилось прежде всего на уважении к традиции. Таким образом, если Клермон-Ферран благодаря присутствию интенданта формально считался (но только не риомцами!) политическим центром Оверни, то реально бóльшая часть провинции в судебном и фискальном отношении подчинялась Риому.

Присутствие столь влиятельных административных институтов во многом определяло лицо этого города. В отличие от жителей Клермон-Феррана, занятых преимущественно ремеслом и торговлей, риомцы основной свой доход получали от обслуживания судебных и фискальных учреждений. Съезжаясь в Риом со всей Оверни, участники множества продолжавшихся годами судебных тяжб всякий раз оставляли здесь немалые суммы в уплату за постой и пропитание и, уж само собой разумеется, в виде гонораров советникам, адвокатам, прокурорам, писцам и прочим судейским чинам. А те были весьма и весьма многочисленны: только в сенешальстве и президиале – 6 руководящих должностных лиц (officiers), 16 советников (conseillers), 4 контролирующих чиновника (membres de parquet), 36 адвокатов, 64 прокурора, не говоря уже о более мелкой сошке[161]. И если по всей Франции судейскую корпорацию в просторечии презрительно именовали «la chicane» (кляузники, крючкотворы), то в Риоме к ней, напротив, относились с неизменным почтением: суды кормили город. Нападки жителей Клермон-Феррана, этих вечных недоброжелателей, ехидно замечавших, что Риом живет лишь за счет кляузы, риомцы воспринимали хладнокровно, списывая на зависть, поскольку клермонское сенешальство, в отличие от риомского, серьезных дел не вело и доходов не приносило[162].

Таким образом, Пьер Жалло оказал племяннику поистине неоценимую услугу, передав ему свое место прокурора. Уже в 25 лет Шарль Ромм оказался обеспечен солидным и стабильным доходом и получил доступ в круг наиболее уважаемых граждан города. Женившись в 1705 г. на Бонне Ламот (Lamothe), дочери почтенного буржуа Клода Ламота, Ромм поселился в собственном доме на престижной улице Вашри, где жили в основном дворяне, купцы и другие богатые горожане. Дела его, видимо, шли неплохо, и в 1729 г. он расширил свои владения, прикупив смежный дом за 1000 ливров. От этого брака Шарль Ромм имел дочь Анну (р. 1706 г.). В 19 лет он отдал ее замуж за другого судейского чиновника – адвоката Амабля Биора (Biorat), который, как и тесть, тоже вскоре стал прокурором. Казалось, жизнь удалась, и свой полувековой юбилей Шарль Ромм мирно встретит в кругу семьи, окруженный почетом и достатком. Но судьба распорядилась иначе. Ее удары посыпались на прокурора Ромма один за другим. В 1729 г. умерла дочь Анна, в 1735 г. за ней последовал и ее супруг. Где-то в 1740 г. скончалась единственная внучка Ромма – Жильберта[163]. И в довершение всех несчастий, в 1743 г. из жизни ушла жена Шарля Ромма, с которой они вместе прожили 38 лет.

Оставшись в 62 года один как перст, старый прокурор приступает к поискам новой супруги и вскоре находит ее в Артонне, живописном местечке севернее Риома. 23 февраля 1745 г. он вступает в брак с Мари-Анн Денье (Desnier). Она, насколько мы можем судить по позднейшему портрету кисти Воронихина и по портретам ее дочерей, как две капли воды похожих на мать, была далеко не красавицей и, быть может, поэтому засиделась в невестах: в 1745 г. ей шел уже 31-й год. Однако социальный и имущественный статус ее семьи вполне соответствовал положению Ромма, что в глазах последнего, возможно, представляло собою бóльшую ценность, нежели внешняя привлекательность. Отец невесты, Жан-Франсуа Денье, некоторое время успешно практиковавший в качестве хирурга, приобрел на заработанные таким образом деньги судейско-административную должность лейтенанта бальяжа. Мать, Жанна-Мария Деа (Déat), была дочерью королевского нотариуса из деревни Жимо (Gimeaux), неподалеку от Риома.