Жилец

Подросшие малыши не разделяли Галю и Наталью и их обеих называли мамами, а когда нужно было конкретизировать, добавляли имя. Степан очень любил сыновей, но между собой и ими установил дистанцию, которую мальчики строго соблюдали. В его присутствии нужно было вести себя спокойно и не шалить, но это не самое главное. Степан воспитывал у сыновей братское отношение друг к другу, если кто-то из них провинился, ответ держали оба, а если один из них отличился хорошим поступком, то поощрялись оба. Мальчики были приучены спокойно решать временами возникающие между ними разногласия и, если не получалось, обращались к мамам, но когда их решения мам не удовлетворяло, тогда конфликт разрешал Степан. Решение отца воспринималась сыновьями беспрекословно. И еще Степан боролся, и не безуспешно, с проявлениями в их характерах злости, внушая им простую истину: злость разрушительна по своей природе. Всеми взрослыми в семье исподволь формировалось у мальчиков отношение к отцу, как самому главному в семье, строгому, но справедливому. Кроме этого, у мальчиков воспитывалось непримиримость к лжи, их приучали, что любая провинность обязательно становится известна мамам и папе и бесполезно уговаривать маму, чтобы та ничего не говорила папе. Бывало, расшалившемуся не в меру мальчугану достаточно было сказать: «Ты забыл, что об этом узнает папа?» и это мгновенно ставило его на место. Нужно сказать, что Степан никогда физически не наказывал сыновей. Если случалось ЧП, обязательно следовала разборка. Эта процедура происходила следующим образом: мальчики становились рядом перед сидящим отцом и должны были смотреть ему в глаза, после паузы следовал традиционный приказ: Рассказывайте! Провинившийся мальчик рассказывал о случившемся, второй молчал. По окончании рассказа Степан обращался с вопросом ко второму: «Брат все рассказал, ничего не забыл?», и если тот отвечал, что забыл, а это случалось очень редко, Степан переводил взгляд на провинившегося: «Ты подставил брата» — и после молча, не мигая, смотрел ему в глаза, это был тяжелый взгляд, но продолжался недолго. Вскоре раскаявшийся провинившийся просил у брата прощения и тут же вносил исправления и дополнения в свой рассказ, по завершении, следовал вопрос Степана: «Это все?» и опять он переводил свой взгляд на второго, и тот отвечал утвердительным кивком.

Так было всегда, кроме одного раза, когда один мальчик солгал и не раскаялся в своей лжи, а упорно настаивал на ней несмотря на то, что ложь была известна отцу. Исчерпав весь арсенал привычных способов решения конфликта, Степан, после продолжительной паузы сказал: «Итак, вы братья и отвечаете друг за друга, а это значит, что вы оба будете одинаково наказаны, и наказанием будет максимальная изоляции — находиться будете постоянно в своей комнате, туда же вам мамы будут приносить еду, разговаривать с вами никто не будет, никаких гуляний, развлечений и мультиков, с вопросами можете обращаться только ко мне. Ну а что делать с вами дальше, я решу завтра, а теперь идите в свою комнату, закройте дверь и сидите тихо, мне пора на работу.

Для мальчиков это было тяжелым испытанием, подвижные и активные от рождения, они вынуждены находиться практически без движения в закрытой комнате, но и это было не главным, обед им в комнату принесли мамы, молча поставили тарелки на стол и, не глядя на них, молча вышли, а спустя время, молча забрали посуду с практически нетронутой едой. Оторопелые мальчишки смотрели друг на друга, они не отнеслись всерьез к распоряжениям отца. «Мамы нас больше не любят, а что скажет завтра папа, какое наказание нам он придумает?» Вечером повторилось то же самое. Никто с ними не разговаривал. Перед сном зашла мама Наташа молча указала на кровати, подождала, когда братья улягутся, погасила свет и ушла, закрыв за собой дверь. Это было непривычно, перед сном кто-нибудь из мам обязательно читала им сказку. Поникшие мальчишки долго не могли заснуть. Галя несколько раз тихонько подходила к двери и прислушивалась, мальчишки о чем-то долго разговаривали. О чем говорили между собой братья, неизвестно и никто их потом об этом не расспрашивал, но утром они позвали к себе отца, выйти из комнаты не решались и, едва сдерживая слезы, рассказали все, как было, провинившийся попросил у брата прощения и они вдвоем заверили отца, что больше ничего подобного не повторится, и нужно сказать, забегая вперед на годы, такое действительно не повторялось никогда.

Обычно, после рассказа о проступке начинался спокойный разбор происшествия, целью которого было выяснение сути неправильного поведения и поиск что нужно делать, чтобы это впредь не повторилось. Конечно же что-то повторялось и не один раз, но дело не в этом. Степан добивался, чтобы сыновья осознанно относились к своим проступкам и словам, тем самым воспитывал у них чувство справедливости и братской ответственности за свое поведение. Степан стремился, чтобы ребята сами анализировали ЧП, а он незаметно корректировал и направлял.