Жилец

— Это очень важное решение. Утром на рассвете я приду и принесу отвар, дай бог, чтобы он понадобился. — Увидев слезы на глазах у женщин, сурово сказала:

— Не ревите, соберитесь и ни о чем плохом не думайте. Все будет хорошо! Степану нужна будет ваша жизненная сила, вас обеих, одной недостаточно. Ну все, уже темнеет, я забираю к себе ребят и, а вы остаетесь. Девочки захныкали: «Мы хотим остаться с мамами и папой», но мальчишки тихонько стали их уговаривать, объясняя, что им необходимо уйти, чтобы не мешать мамам лечить папу, а завтра мы все здесь встретимся. В конце концов девочки перестали капризничать и взявшись за руки братьев, вчетвером пошли по дороге. Мальчики шли по бокам, а девочки в середине, слезы уже высохли, сестрички живо о чем-то разговаривали, смеясь, дергая братьев за руки. Мальчики шли молча, глядя прямо перед собой. Наталья и Галя с печалью и слезами смотрели им вслед.

В доме стало тихо, только слышно было хриплое дыхание Степана. Женщины сидели с обеих сторон кровати и, едва сдерживая рыдания, смотрели на лежащего перед ними мужчину с измождённым лицом, весьма отдаленно напоминавшего их Степу, видели, как постепенно, быстро и неумолимо жизнь покидает их любимого и очень дорогого человека.

Внезапно Наталья встала, прошла в другую комнату и вернулась с тремя свечами. Молча установила их на столе у изголовья, зажгла, выключила электрический свет и села на свое место. Удивленная и слегка испуганная Галя робко спросила:

— Зачем ты это сделала?

— Не знаю, так надо.

Галя хотела еще что-то спросить, но передумала. Женщины сидели молча, с тревогой глядя на лицо Степана, полумрак и едва колеблющийся свет свечей, меняли его выражение, и оно жило своей непонятной и пугающей жизнью. Постепенно дыхание стало тихим и почти незаметным. Наталья взяла руку Степана в свои, она была бледная и холодная. Галя последовала примеру матери и отчаянно вскрикнула:

— Мама, она холодная, он не дышит. Степа умер!

— Прекрати, он жив! Раздевайся.

— Как? — опешила Галя.

— Догола, и я тоже.

Наталья сняла с себя всю одежду, подождала, пока разденется Галя.

— Давай осторожно разденем Степу, теперь повернем его на правый бок. Я подержу Степу, а ты ложись на бок рядом с ним со стороны спины, обними его и прижмись к нему всем телом, как можно плотнее.

Галя беспрекословно выполнила все приказания матери. Тело ее дрожало мелкой дрожью, не столько от холода, сколько от ужаса осознания, что обнимает мертвого несмотря на то, что это был любимый человек. Наталья укрыла их одеялом, сама легла рядом со Степаном и плотно прижалась к нему. Натальина рука сплелась с дрожащей рукой дочери. Галя ухватилась за нее и, почувствовав теплоту матери понемногу стала успокоилась. Ужас происходящего перестал казаться невыносимым, прислушалась. Степан не дышал.

— Галя, открой глаза, смотри, что я делаю, это же придется делать и тебе.

Наталья набрала полные легкие воздуха и, прижавшись своим ртом ко рту Степана, резко выдохнула в него и на мгновение замерла, затем отвела свой рот и воздух с шумом вышел из легких Степана. Досчитав вслух до семи, Наталья повторила процедуру, потом еще и еще, при этом заставила Галю вслух отсчитывать количество процедур. Перед двадцатой Наталья сказала:

— Сейчас, после этой процедуры, мы с тобой быстро поменяемся местами и следующие двадцать выполнишь ты, а я пока отдохну.

Галя сделала все, как сказала Наталья, но она задрожала от мистического страха, когда после первого Степиного «выдоха» почувствовала на своем лице холод и ощутила неприятный запах выдыхаемого воздуха. Казалось, ее вот-вот стошнит, хотелось закричать, все бросить и убежать. Наталья почувствовала Галино состояние, погладила ее по руке и тихо сказала:

— Терпи, дочечка, терпи! Это же наш Степа, мы должны это делать, кроме нас некому.