Жили-были люди (СИ)

- Говорила я тебе – сиди дома, - выговаривала я бабусе, когда мы вышли из мастерской. – Вот чего ради ты со мной потащилась? Ведь давление с утра было, а тут еще погода такая… Что тебе, горело со мной сюда сегодня идти?

- Ох, погоди, Катенька, - выговорила бабуся. – Постоим давай. Испугалась я.

Мы выбрались из толпы и, свернув в маленький двор, присели на скамеечку у подъезда. Старые тополя тоскливо шумели голыми ветками.

- Испугалась? – изумилась я. – Чего? Ты же этого Алексея Иваныча сто лет знаешь… он же учился у тебя. Или забыла?

- Погоди, Катенька, - повторила бабка. – Ни при чем тут Иваныч. За тебя я испугалась.

- Вот новое дело, - фыркнула я. – Что я, красна девица, которую похитит серый волк?

Бабуся пожевала впалыми губами, словно не решаясь заговорить. Лицо ее было одновременно виноватым и очень строгим.

Порыв сырого ветра пробрал нас до костей. Я откинулась на спинку скамейки. Из-под шапки бабуси выбилась седая прядь, но она молчала, глядя сквозь меня невидящими глазами.

Потом бабуся вздохнула глубоко и погладила мою руку.

- В пятьдесят первом это было, Катенька, - тихо сказала она. – Я тогда такая, как ты теперь, была… нет, помоложе, семнадцать мне исполнилось. В Ленинграде мы жили. Вышивала я… ну, сама знаешь, как. Мои работы на заказ многие большие люди брали. Тем и жили… мама-то не вставала уже.

- Баб…

- Не перебивай, говорю. И вот как-то пошла я к подружке в гости… подружка была – не разлей вода, Верочка… А у нее тетка… я тетке этой блузочку расшивала. Принесла работу, выложила. Тетка меня и спрашивает: «Что ты, Анечка, все только цветы да цветы шьешь?» Вот как тебя сейчас спросила. «А портреты, - говорит, - вышивать можешь?» Я отвечаю: мол, не знаю, не пробовала. А она мне: «А вождя нашего Сталина вышьешь? Мы бы у себя в Доме художника его повесили». А я, дурочка, возьми и брякни: нет, мол, не хочу, сложно это, пусть кто другой вышивает, я лучше что-нибудь красивое сработаю. Тетка испуганно на меня посмотрела, блузочку забрала, заплатила и поскорее откланялась. А через день пришли за мной… Верочка, подружка милая, донесла. Мол, так и так, портрет вождя и учителя некрасивым назвала, по всему – контра и против Сталина замышляет.

Бабка передохнула, пожевала губами.

- Так вот и отсидела я пять лет за контрреволюциию. Статья пятьдесят восьмая. Ладно, в лагере начальнику одному мое рукоделие приглянулось, он для жены забрал. После того меня с общих работ на кухню перевели… так я ему до конца срока и вышивала. А иначе… не выбраться бы мне оттуда.

Бабка посмотрела на меня темными глазами.

- Я нынче как разговор твой услышала – словно ума решилась. Забыла, какой нынче год, все на свете забыла. Одно на сердце – забрать тебя да бежать скорей из этой мастерской куда глаза глядят. Потому что придут за тобой ночью, опять придут.

- Баб, ты что, - пробормотала я. – Сейчас уже не приходят. Время другое.

- Время, Катенька, всегда одно и то же. И длинные языки всегда умели укорачивать. Ты уж поостерегись, хорошая моя. Не болтай ерунду, где не надо.

- Баб, ты сама ерунду говоришь, - сказала я беспомощно. – Ну, ты что? Ты думаешь, Алексей Иваныч на меня доносить побежал бы? Да он же…

- Не он, а девочка эта, продавщица. Тихая она, да такие вот тихие всегда и пакостят.

- Баб… Ну, ты правда чушь выдумываешь!

Бабуся провела рукой по лицу, словно стирая невидимую паутину.

- Может, и чушь, - вздохнула она. – А может, и нет. Пойдем домой, солнышко мое… Холодно.

И добавила, поднимаясь, словно про себя:

- Старая я…

Ветер стих, выглянуло солнце. Мы шли по раскисшему тротуару, я держала бабусю за руку. Она, маленькая, сморщенная, молчала. Думала о чем-то своем. Вздыхала.

А я думала о том, как бы не забыть в срок забрать готовую работу. Сегодня за мной не придут, чтобы обвинить в заговоре против президента. Не придут, может быть, даже завтра. Но бабуся все равно не сможет за меня не бояться.

14.02.2010.

Дорогой учитель

Жаркое июньское солнце сжигало город, плавило асфальт. На высоком крыльце института, на аллеях парка под защитой деревьев толпился народ: испуганные абитуриенты, напряженные мамы, сочувствующие друзья и просто случайные знакомые. Бронзовый Ушинский строго смотрел с постамента на людское месиво; таким же суровым взглядом ему отвечал бронзовый Корчак с пьедестала на площади.

Толпа приглушенно гомонила, над головами висело напряжение: вот-вот должны были вывесить списки зачисленных.

… говорят, даже высшего балла мало. Конкурс аттестатов…

Не говорят, а так и есть на самом деле. У меня – золото…

У меня серебро… как думаешь, повезет?

Черт его знает. Конкурс-то – тридцать человек на место.

Эх… а меня, кажется, на тестах завалили. Я там вместо красного оранжевый с перепугу назвала…

Да, не повезло тебе. Я цветовые-то проскочил, но, боюсь, на «вертушке» не пройду. Там – сама знаешь – строже, чем у космонавтов.

О, а ты чего тут? Тебя же медкомиссия завернула!

Да я так… за вас поболеть пришел. Что, не вывесили еще?

Нет, ждем вот. Сейчас у тебя много друзей по несчастью появится – валят только так. Слушай, а что ты медикам так сильно не понравился?