Читаем Жили-были мужики полностью

Чем кончилось всё, спрашиваете? Ну, сынок докторский получил таки диплом и даже на работу устроился. По специальности. А папа его – доктор наш – перевёлся в поликлинику по тому участку, где начальник нынешний его молодого специалиста проживает, чтобы и там сынок не пропал. Профессору нашему вроде даже и полегчало. Но простудился на днях, и пришёл снова в поликлинику. К другому уже доктору. Тот карточку посмотрел, да и спрашивает, чем, мол, болели таким недавно? Профессор говорит, что он, дескать ни в медицине ни в фармакологии не силён, и как называется это всё, не знает, но болел и болел сильно; а собственно, что такое приключилось? Да вот, отвечает доктор, судя по тому что и в каких дозах вам выписывали, у вас сначала запор должен был случиться, потом, извиняюсь, диарея, с этих вы спать должны были сутками, а с этих бодрствовать чуть не неделю, да и так – как вы и вовсе выжили то с таких доз? Должно было голову давлением порвать… Профессор говорит: да, и то и другое и третье! Но мне тут волшебного средства дали, – и протягивает доктору коробочку с пилюлями, что предшественник ему отсудил. Новый доктор посмотрел на коробочку-то, да и говорит, что вещь, в общем, неплохая, но наш аспирин дешевле. И тут до профессора нашего начало доходить, с чего это его так заворачивало, и почему вдруг так хорошо выздоровелось. Плюнул он с досады и обиды, но таблетки до конца пропил, курсом, как положено. Не выбрасывать же, в самом деле.

А оболтус – докторский сынок всё-таки набедокурил чегой-то на производстве. С нарисованным дипломом – обычное дело! И в этот раз и папа доктор не помог.

Притча четырнадцатая

Жил-был мужичок. Типчик, между нами говоря, тот ещё, но тут вот какое дело: явно уголовный и административный кодекс он не нарушал, и со стороны орагнов к нему претензий не было. По этой же причине мужичок наш на все обвинения бабок с лавочек отвечал, что мол, вы меня тут не принижайте, а то я вам в раю то отомщу, если вы туда попадёте! Бабки охали: а ты то, мол что, в рай собрался, что ли? А мужичок наш гордо: мол, куда ж меня ещё, ежели ни одного привода и ни одной судимости? Вот так и жил.

И размера вроде не маленького был мужичок наш, а вот всё равно больше всего пакостного мышонка напоминал и повадками и по обличью, потому как глазёнками так и стрелял по всем углам, выгадывая, что бы где дома пригодилось бы, да как бы до хорошего места в жизни добраться, а как бы в дороге в этой не напрягаться сильно. Про таких взрослые мужики говорят: намыленный, дескать. В любую щель пролезет, а за рубль удавится. Пользы от него большой не было; так, если мужиков свои дела умудрится заставить делать, да вроде водки принесёт заместо оплаты. Дела его стоили, конечно, дороже водки, ну да с него хоть что-то. Так и терпели его мужики: в морду бить вроде не за что, это если всем скользким типам морду бить, пожалуй, так к баланде на обед и привыкнешь; а водки надо было, так его и запрягали. И уж какой важный мужик наш становился, когда команды давал, чтобы по его велению водку доставили, да за водку эту его работу делали – ну что ты! Прям президент, да и только – так покомандовать любил мужичок! Мужики только плевались в его сторону, но уж вроде как договорились, так ладно, терпели!

И вот как-то раз идёт мужичок наш по улице, не в спецовке, в цивильном, на президента, само собой, не тянет, ну так, в чистом идёт и то хорошо. И даже пакет с хлебом не в руках, потому как не купил ещё. А случай такой произошёл, что отключили воду в доме у мужичка нашего – авария там где-то приключилась. И вот смотрит мужичок наш – стоит экскаватор посреди полураскопанной теплотрассы (или водопровода, не суть важно). Стоит, ковшичек свой опустил и тарабанит движочком на холостых оборотах. А вокруг человек пятнадцать с лопатами да с ломами. Работать – сразу видно – никто не собирается. Взыграло в мужичке нашем ретивое – ну как тут ему мимо пройти? Подходит он к бульдозеристу:

"А что, мил человек, перерыв у вас как-то не ко времени начался?" – привычка у нашего мужика такая была: как разговор начинает, так уж только что мёдом не растекается. Бульдозерист ему:

"А у нас авария, дядя! Так что нам таперя ни обедов, ни конца смен не видать, а только одна дорожка – пока не устраним! Так что ты нас нашими обедами да перерывами не кори, у нас их сегодня немного будет!" Мужичок наш позлее стал, да снова командовать приспосабливается:

"Как же, говорит, немного будет, ежели ты, подлец, уже ни хрена не делаешь, а меж тем два квартала народа ждут, когда авария ваша кончится!" А из экскаватора в ответ:

"А тут окромя наших труб ещё труба с газом идёт, да и электрический кабель, чтобы двадцать раз не копать, тоже где-то рядом положили! Так что пока не приедет с Горгаза дядька да с электросети спец, мне по инструкции даже пальцем шевелить не положено!" Тут мужичок наш ещё злее стал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Былое — это сон
Былое — это сон

Роман современного норвежского писателя посвящен теме борьбы с фашизмом и предательством, с властью денег в буржуазном обществе.Роман «Былое — это сон» был опубликован впервые в 1944 году в Швеции, куда Сандемусе вынужден был бежать из оккупированной фашистами Норвегии. На норвежском языке он появился только в 1946 году.Роман представляет собой путевые и дневниковые записи героя — Джона Торсона, сделанные им в Норвегии и позже в его доме в Сан-Франциско. В качестве образца для своих записок Джон Торсон взял «Поэзию и правду» Гёте, считая, что подобная форма мемуаров, когда действительность перемежается с вымыслом, лучше всего позволит ему рассказать о своей жизни и объяснить ее. Эти записки — их можно было бы назвать и оправдательной речью — он адресует сыну, которого оставил в Норвегии и которого никогда не видал.

Аксель Сандемусе

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза