Жили-были на войне

Коло. 2 августа. Соколов начинает наводку моста. Немцы, силой до двух полков и двадцати танков, продвигаются от Мельца на Баранув, который находится в 15 километрах от Коло.

Переправочные средства переведены на плацдарм. Три батальона занимают оборону вдоль дамбы у Коло. Три инженерных батальона и один батальон инженерно-саперной бригады полковника Бараша занимают оборону вдоль речки Бабулевка. Руководство возглавляет полковник Каменчук, как начальник переправы 3-й гвардейской танковой армии.

3 августа немцы вплотную подошли к дамбе. Овладеть дамбой им не удалось. Глубокой ночью 300 автоматчиков и два танка предприняли наступление между Вислой и дамбой. Они зашли в тыл 18-го понтонного батальона подполковника Чабунина. В атаку брошен 15-й понтонный батальон подполковника Кравцова при поддержке трех танков. К рассвету подошли 69-я бригада и 95-я стрелковая дивизия и отбросили немцев за Вислоку, заняв город Мелец. Полковник Соколов, командир 3-й понтонно-мостовой бригады, Чабунин, командир 18-го понтонного батальона, и понтонер Борисов из того же батальона получили звания Героев Советского Союза.

7 августа восточный берег был полностью очищен от противника. Движение по мосту через Коло началось регулярно с 9 августа.

Балинский не пишет о потерях. Но я знаю: были и убитые и раненые.

Мы приступили к строительству высоководного моста, если я не ошибаюсь, именно седьмого. Работали под непрерывной бомбежкой. Едва скроются наши самолеты, мгновенно появляются немецкие, и снова – бомбежка. Восьмого на правом берегу меня ранило. Ехали на грузовике на заготовку леса для моста. Машину обстрелял из пулемета низко летевший штурмовик. Мы повыскакивали из машины и бросились врассыпную. Я упал в канаву, на меня посыпались, как показалось, комья земли. Потом, когда я поднялся, Алексей Пыжиков, наш санинструктор, сказал: у тебя вся спина в крови…

Потом наш батальон держал переправу в Некуже. Всю осень и начало зимы. И наконец – приказ: двигаться дальше, на запад, к берегам Одера.

Деревушка Коло осталась в памяти как эпизод, один из многих. Здесь меня ранило, невдалеке отсюда, в Барануве, генерал Соколов вручил мне орден Красной Звезды.

И вот я снова оказался в Польше. И еду в Коло. Туда, где много лет назад мои товарищи приняли бой.

Туман… Где-то высоко светит солнце. О том, что все-таки светит, можно догадаться: туман не серый, промозглый, а светлый, серебристый, и снег слепит глаза.

Деревушка, белая от снега и тумана, ничем на первый взгляд не напоминает ту, куда я попал в августе сорок четвертого. Но, приглядевшись, узнаю – все так же полукружием стоят дома, все так же дамба замыкает это полукружие, все так же за высоким валом дамбы, белой от снега, – Висла.

Крепкие, добротные новые дома с шиферными крышами. Людей не видно. Воскресенье. Тишина и покой. Только гуси, много гусей. Даже удивительно, до чего их много. И ни души…

Мы переглядываемся с паном Вежанским. Не у кого даже спросить, где можно найти хоть кого-нибудь, кто еще помнит те давние события.

Но вот с дамбы спускается человек с ледорубом и корзиной, из которой торчит рыбий хвост. Он приближается, глядя на нас с любопытством, разглядывает номер нашей машины.

– Из Варшавы? – спрашивает он. – За гусями?

Очевидно, Коло славится своими гусями. Пан Вежанский представляет меня. Я расспрашиваю его.

– Да, было такое… – подтверждает он. – Старики часто вспоминают. А я что? Мне тогда и двух лет не было.

Он уходит. И снова – бело и пустынно.

Увязая в снегу, с трудом взбираюсь на дамбу. Передо мной Висла, скованная льдом, ослепительно-белая, затянутая подсвеченным солнцем, так и не разошедшимся туманом…

Это здесь под гул самолетов, под обстрелами и бомбежкой мы забивали сваи, клали бревна настила, выносили на берег раненых и убитых. Это здесь, на том берегу, нас обстрелял немецкий штурмовик и я, выпрыгнув из машины, упал в кювет, пахнущий опавшей листвой, и осколки снаряда били меня по спине, а я думал – это комья земли, пока Алеха Пыжиков, увидев меня, не ахнул: у тебя вся спина в крови… Здесь?

Здесь мои товарищи из 18-го батальона держали оборону? Вот здесь, между дамбой и Вислой, на узкой полоске берега, сейчас сливающегося с рекой?

Трудно себе представить, что это было именно здесь. Будто приснилось. Будто вовсе и не было этого. Как писал Борис Слуцкий: “Может быть, увидено в кино, может быть, в романе вычитано”.

На мгновение, вдруг, показалось: разойдется, рассеется туман, и я увижу тот мост и обгорелую листву деревьев, снова услышу вой бомбардировщиков, фонтаны воды и земли, взлетающих вверх…

Не увижу.

И слава богу!

Нижнюв

Мы вышли к Днестру возле деревни Нижнюв. Вернее, напротив деревни – она была на другой стороне реки. Только что сошел снег, земля лежала сырая, черная, вязкая. Мост наводили безлунной, пронзительно холодной ночью. У поблескивающей в темноте воды грохотало железо понтонов, скрипели уключины, переругивались солдаты.