Жили два друга

Я тебе только хорошего желаю. Но если ты не наступишь вовремя на характер, смотри, дурной монетой может все обернуться. Ведь ты только на себя рассчитываешь, только одному себе веришь, ни за чьим советом не хочешь обращаться. А разве так можно? И ещё помни, что самая лучшая слава - это скромная слава. А у тебя все это как на сцене иной раз получается. Рисовка, парадность. Это я тебе не как командир полка, а как человек, вдвое больше тебя проживший, говорю. Жизнь - это не полет за линию фронта и обратно. Она гораздо сложнее. Летчиком ты у меня уже стал. А вот человеком... человеком тебе ещё нужно становиться. Они, между прочим, ничем не хуже тебя, те ребята, что летали с тобой в бой, но не получат наград. Ты меня понял, сынок?

- Я могу быть свободным? - не отвечая на прямо поставленный вопрос, спросил Демин.

...Он шагал по летному полю, чувствуя особенно твердой и звонкой прихваченную осенним холодом землю.

Пыль ещё не успела затмить его ярко начищенных хромовых сапог. На полевой гимнастерке сверкал новенький орден боевого Красного Знамени. Он шагал и, улыбаясь, вспомнил мелькнувшую, как в кино, сцену награждения. И руки маршала, большие, сильные, но уже с чуть вздутыми венами, и широкое строгое лицо с разящим, властным взглядом темных глаз, и могучие, развернутые плечи. Маршал вышел к нему из-за стола в полном блеске всех своих наград, ступая твердыми прямыми ногами по идеально навощенному паркету. И ноги эти довольно легко несли большое, тяжелое тело. Демин часто слышал фронтовые истории о том, что новый командуюБЩЙ фронтом - человек суровый и к ошибкам даже беспощадный, что командиры полков и дивизий не только ею уважают, но и побаиваются. Демин тоже было сробел, но пришла на память поговорка о том, что маршал всех, до майора включительно, только воспитывает и, лишь начиная от подполковника, строго наказывает за прегрешения. И Демин самого себя приободрил: "Я же ещё старший лейтенант..." После вручения ордена маршал пригласил его в маленькую обеденную комнату, что примыкала к его кабинету, за богато сервированный стол, на котором, кроме многочисленных закусок и огромного блюда с кусками сочного кровяного бифштекса, стояли бутылки с иностранными этикетками, каких Демин ещё в жизни не видел. Маршал выразительно постучал по одной из них, строго спросил:

- Этим не балуешься?

- Как можно, товарищ командующий, - вспыхнул Демип и, словно ища поддержки, посмотрел на члена Военного совета и начальника штаба, севших с ними за один стол. - Я же летчик. А для летчика такое баловство - это же яд.

- Всякое бывает, - вздохнул командующий фронтом и, перехватив его взгляд, прикованный к этикеткам, не без гордости пояснил: - Вот этот ром мне от Эйзенхауэра доставили. А виски от маршала Монтгомери.

Неплохие подарки. Если так дела пойдут, гляди, они нам скоро и второй фронт подарят, - усмехнулся он и покосился на генералов. - Виски попробуем?

Он взял бутылку и налил всем по рюмке.

- Сегодня и вам можно рюмку за орден, товарищ старший лейтенант, сказал он полунасмешливо. - Однако не подумайте, что мы с членом Военного совета и начальником штаба подобным образом каждый день обедаем. Тогда бы руководить фронтом было некогда.

Трезвый рассудок не только летчику надо иметь. Ну а сегодня ваш орден и для нас повод.

Что-то отеческое, строгое и доброе вместе с тем, сквозило в речи маршала и его манере держаться с другими.

Из штаба фронта Демин уехал окрыленным. Связной самолет высадил его на полосе. Прежде чем идти на KII Демин решил показаться с новой наградой у себя на стоянке перед друзьями. Он шел по аэродрому бодрой, пружинистой походкой человека, одержавшего важную победу и теперь выросшего в собственных глазах. Ему очень хотелось рассказать товарищам, как принимал его прославленный маршал, чье имя гремело по всему миру.

Он ещё издали увидел, что весь экипаж собрался под крылом "тринадцатой". Его заметили - три фигурки и поодаль четвертая, в которой он сразу узнал Зарему.

Переполненный радостью, он сорвал с головы пилогкуи, приближаясь, приветственно замахал ею.

- Э-гей! - закричал он издали. - Вот я и возвратился. Видите, как быстро!

К его удивлению, никто не бросился к нему навстречу, даже не сделал ни одного шага.

- Ну чего же вы, друзья боевые? Рамазанов, Заморип, выше головы. Поздравьте Леню Пчелинцева. Завтра будет подписан приказ о его награждении орденом Красная Звезда. Это я вам авторитетно. Сам начальник штаба фронта сказал. Мировой генерал. Вот сидите, мы, кажется, в гору пошли всем экипажем. Разве не так?

И о присвоении вам новых званий надо подумать.

И вдруг он осекся, почувствовав на себе холодныз, угрюмые взгляды. Он сразу понял: что-то произошло.

Зара стояла в нескольких шагах от него и, держась за обрез крыла, плакала.

- Товарищ командир, у нас горе. Только что вернулась шестерка. Из кабины вынесли полковника. Мертвым.

- Какого полковника? - бледнея от растущей догадки, пересохшим голосом спросил Демин. Грустные глаза Пчелинцева остановились на нем.

- Нашего полковника, Николай. Заворыгина.