Жили два друга

Пчелинцев положил на колени планшет достал двуцветный красно-синий карандаш. "Тринадцатая" шла уже под самой нижней кромкой облаков. На бреющем так как они летели над Варшавой, было куда безопаснее вражеские зенитки не открывали группового огня зная что на такой высоте самолет малоуязвим. Сейчас же зенит ки поставили на их пути целую завесу, и только умелый маневр Демина спасал машину от поражения Пчелиштрп видел светло-красные вспышки на земле; в балочках и на бугорках, на лесных опушках и даже в пустых пачбп тых домах - где только не маскировали свои зенитные точки фашисты! Он старательно наносил на карту маленькне синие крестики и так этим увлекся что с опозданием осмотрел в очередной раз серое пространство за высоким килем ИЛа. В этом пространстве, ещё минуту назад совершенно чистом, шла пара "мессершмиттов".

На фюзеляжах зловеще желтели намалеванные питонн "Удетовцы", - подумал Леня и, бросив планшет, схватился за холодный металл турели. Ствол пулемета пови пуясь его руке, медленно опустился вниз. Расстояние между более скоростными "мессершмпттами" и хвостом штурмовика быстро сокращалось. Пчелинцев уже отчетливо видел вражеские машины - патрубки моторов, диски вращающихся виптов. Один из "мессершмиттов" чуть приотстал и взмыл.

"Будет прикрывать атаку, - тоскливо подумал Леня, - оставшийся за хвостом откроет огонь". И, словно подтверждая это, второй истребитель вплотную пристроился к ИЛу, пристроился так, что Пчелинцев не мог его достать огнем крупнокалиберного пулемета. Леня несколько секунд видел за плексигласом фонаря худое, полошадиному вытянутое лицо немца, застывшую гримасу улыбки.

"Где же наши ЯКи?" - взволнованно подумал Леня, но, поглядев вправо и влево, увидел, что одна наша пара дерется с четверкой "мессеров", а другая еле-еле отбивается от шести. Гитлеровец, ухмыляющийся из кабины своего истребителя, снова приотстал и прильнул к прицелу. И тогда Пчелинцев отчаянно закричал по СПУ:

- Командир, пятнадцать вправо, десять метров выше!

Еле-еле успел Демин выполнить это требование стрелка. "Тринадцатая" набрала высоту, и трасса с "мессера"

скользнула под её животом. Но через минуту "питон"

опять появился в хвосте. Леня в кольце прицела увидел желтый "кок" "мессершмитта" и дал длинную трассу.

От правой плоскости немецкого самолета полетели куски обшивки. Леня снова стал наводить черный ствол своего пулемета, но нажать на спуск не успел. Белый ослепляющий свет возник у него перед глазами. В грудь больпо ударило, и ремни на сиденье туго натянулись. Ему показалось, что на этом жестком сиденье воздушного стрелка он поднимается высоко-высоко, как на огромных незримых качелях. И когда высота эта достигла предела и качели должны были ринуться вниз, пришла боль, острая и мгновенная. Пушечной очереди "питона" он так и не услыхал. Сырая земля осенней Польши, тянувшаяся за хвостом "тринадцатой", стала размываться и бледнеть. Дыбились дороги и леса, домики какой-то деревушки наскакивали друг на друга, как при землетрясении, и седое пасмурное небо заволакивало все это непроницаемым месивом тумана.

- Командир, я ра!.. - теряя сознание, прокричал Пчелинцев.

Сквозь убаюкивающий гул мотора "тринадцатой"

до слуха стрелка донесся оглушающий голос:

- Леня! Ленечка! Почему молчишь? Отвечай, говорю!

Он хотел ответить: "Коля, не волнуйся, я продержусь", - и эти слова четко простучали в его мозгу. Но голоса не было, он только пошевелил сухими, страшно горячими губами, ощущая неприятную мокрую теплоту под гимнастеркой. И ещё ему пригрезилась далекая Рожновка, мать, стоящая на косогоре. От волжского ветра на её седой голове развевается белая ситцевая косынка. Мать смотрит вдаль, козырьком приложив к зорким глазам ладонь.

- Мама, я убит!.. Ма-ма! - кончит ей отсюда, за две тысячи с лишним километров, Пчелинцев, но она отрицательно качает головой, и тонкие, обветренные губы её горестно шевелятся:

- Нет, ты не убит, сынок. Ты ещё пока раненный.

Держись, сынок!

И ещё он услышал, как дико, отчаянно выматерился Демин, никогда пе сквернословивший на земле.

Самого главного Пчелинцев не увидел, потому что снова разросся туман и ничего не было перед глазами. Он не увидел, как пославший гитлеровцам злое ругательство Демин вдруг поставил тяжелую машину в крутой вираж и круто развернулся вслед отстрелявшемуся "питону".

- "Горбатый", ты что делаешь? - откуда-то сверху донесся предостерегающий голос командира четверки "Яковлевых". - Собьют!

- Сами сначала от "мессеров" отбейтесь! - рявкнул в ответ Демин.

На какое-то мгновение этим страшным крутым разворотом вышел он в хвост "питону" и из всех пушек и пулеметов дал беспощадный залп. "Мессершмитт" атаковавший "тринадцатую", не вздрогнул, как это бывает с подбитым самолетом, не задымил и не закувыркался.

Охваченный пламенем, он попросту раскололся надвое затем от первой его половины отвалились крылья и все это с воем понеслось к земле. Но, видно, опытным летчиком был на "мессершмитте" немец. Он успел в последнюю секунду выпрыгнуть и теперь болтался под белым куполом парашюта.