Читаем Жили два друга полностью

- Совсем немного, Николай. Главы три, не больше, Я уже определил судьбы своих героев и подошел к развязке. Думаю, что закончу гораздо раньше, чем мы начпем штурмовать Берлин.

- Тогда по кабинам, - коротко произнес Демин, и это прозвучало как приказание.

Низкая кромка замутненного неба никак нe хотела подниматься. Прогревая мотор, Демин постепенно отпускал на ручке управления тормозную гашетку. Дождавшись, когда мотор ИЛа басовито зарс-ъел на максимальных оборотах, он привычным взглядом скользнул по приборам: бензин, давление масла, радиополукомпас - все в норме. Он вслушался в гул двигателя и удовлетворенно кивнул головой. Потом бегло осмотрел путь к взлетной полосе - на нем никаких препятствий. Тогда он убрял газ и стал постепенно отпускать тормозную гашетку. На широкой взлетной полосе - его машина сейчас стояла одпа. Чтобы создать большой угол на взлете в те секунды, когда надо было разбежаться по мокрому от дождя грунту, Демкн потянул на себя ручку управления, по хвост почти не поднял.

- Удав-тринадцатый, вам взлет, - донеслось с КП, и Демин очень плавно, разбрызгивая лужи, начал разбег. Метнулись назад зачехлэнные в канонирах самолеты, горбатая насыпь штабной землянки, узкие улочки Вышкува. На мгновение машина врезалась в облака задрожала скользкой неприятной дрожью. За плекситасом фонаря возник сырой клубящийся мрак. Трудно било вести шеститонный зеленый ИЛ-2, не зпдя земли но такому прибору, как радиополукомпас, Демип от от себя ручку управления, опустил нос машипы, и тотчас же мрак поредел, в просветах облаков он увидел землю, исполосованную разбухшпми дорогами, дождевую воду в балочках и кюветах, серые маленькие хутора с пашнями и левадами, какими была богата Польша при Пилсудском и Мосьцицком. Они были уже совсем близко от Вислы и от липии фронта, когда Пчелинцев доложил:

- Нас догоняет четверка ЯКов, идут "этажеркой":

пара выше нас, вторая - ниже.

- Отменно, - откликнулся Демин и тут же увидел, как два зеленых истребителя с красными звездами на коротких крыльях выскочили впереди его машины и, описав полукруг, набрали высоту стремительным боевым разворотом. "Нашему бы "илюхе" такую маневренность", - с завистью подумал Демин.

- Командир, мы над Варшавой пройдем? - раздался в паушппках голос Пчелинцева.

- Пройдем.

- Подойди поближе к центру.

- Это ещё зачем? Я город только с краешка зацеплю.

- Николай, я тебя очень прошу - пройди над центром. Мне нужно для повести посмотреть на Варшаву. Понимаешь?

- Чтобы тебя черт побрал, фантазер, - выругался Демин без всякой злобы.

- Пусть поберет, но только доверни, - засмеялся воздушный стрелок.

Все, что было связано с клеенчатой тетрадью и работой Пчелинцева над повестью, как-то магически действовало на Демина. "Раз мы составляем карту расположения огневых средств, можно и доворотик к центру Варшавы сделать, подумал он. - Притом кто заметит? А истребителям, чтобы не ворчали, скажу, что получил дополнительную вводную", - и окликнул по радио ЯКи:

- "Маленькие"! Делаем небольшой доворот на Варшаву.

- Удав-тринадцать вас понял, - совершенно спокойно ответил командир четверки сопровождения.

А Пчелинцеву действительно очень хотелось увидеть под крылом ИЛа центральную часть Варшавы, мосты через Вислу, описанные им в одной из глав повести. Однажды он видел их издалека. Ему показалось тогда, что фермы северного моста были разрушены, их арматура свисала вниз, и лишь мощные каменные быки поднимались из воды. У него даже фраза в этой главе была о том, что мост через Вислу с большой высоты напоминал огромную челюсть.

Демин превзошел все ожидания Пчелинцева. Он на бреющем промчался вдоль набережной Вислы и до того быстро развернулся над центром города, что зенитки пе успели дать ни единого залпа. Совсем близко Пчелинцев увидел пустые, обугленные остовы зданий, скрещение нескольких широких проспектов, постаменты памятников по-кладбищенски пустые площади. И мосты он просмотрел хорошо. Даже успел просчитать на северном количество взорванных пролетов. Этот мост действигельно был похож на обнаженную челюсть.

- Спасибо, Коля, - поблагодарил Пчелинцев летчика, но тот не отозвался, поглощенный пилотированием Лишь минуту спустя услыхал сержант его голос сухой и требовательный:

- Идем в заданный квадрат. Возьми карту все зенитные точки отмечай и за воздухом, за воздухом повнимательнее!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное