Жили два друга

И опять строка за строкой продолжал Демин чтение рукописи. Менялись города и аэродромы базирования, менялись люди в полку, о котором рассказывал Пчелинцев. Уже позади остались Висла и Познань, штурмовой полк базировался на земле фашистского рейха, у самого берега Одера. Оттуда, с забетонированных полос стационарного аэродрома, шли на взлет "Ильюшины" и брали курс на Берлин. Под их широкими крыльями проплывали автострады, потухшие трубы мартенов, шиферные крыши крестьянских домиков и густые кварталы цитадели фашизма - Берлина.

- Далеко же ты забрался, Лепя, - тихо сказал Демин. - Всех командующих опередил. А может, писателю так и надо? Если писатель не пытается предвидеть, то какой же он, к черту, писатель? - Демин перевернул ещё одну страницу. "По заданию командира полка капитан Муратов повел восьмерку ИЛов на штурмовку пригорода Берлина. С высоты тысячи метров видели летчики пучок асфальтированных дорог, туго стянутый у восточной окраины города, сизую дымку над кварталами и площадями И ещё увидел Муратов тесно сгрудившиеся танки на автостраде и крикнул в лихорадочной поспешности: "Атакуем!"

Восемь самолетов ринулись на танки сквозь грохот огня и взрывы зениток. Семь благополучно отошли от цели, восьмому было не суждено. Волоча за собой дымный шлейф, он еле-еле набирал высоту. Огонь уже корожил правое крыло, пробирался к кабине, и не было силы остановить его...

- Ну, что, Олег? Сдаемся, выпрыгиваем! - рявкнул Муратов по СПУ.

Внизу плыла земля, занятая врагом. С этой земли в июне сорок первого уходили гитлеровские дивизии к Бресту, чтобы на рассвете атаковать нашу границу. На этой земле не могло быть пощады. И кликнул воздушный стрелок Новиков по СПУ в ответ:

- К черту! Казаки никогда не сдавались!

- Да какой же ты казак? - нервно расхохотался Муратов. - В первый раз слышу об этом.

- Скорее всего, в последний, - быстро ответил стрелок, - только это уже не имеет значения. Я новочеркасский.

Комок пламени и дыма рос за фонарем кабины.

- Прощай, Олежка! Прощай, донской казак! - яростно выкрикнул Муратов и отдал тяжелую ручку управления вперед.

Встречный ветер разметал косматое пламя, и впереди заметно прояснилось. Скопление танков и автомашин стремительно набегало на опущенный нос штурмовика, и уже не было силы, способной предотвратить столкновение. Да и нужна ли была эта сила экипажу, который позор плена предпочел гордому бессмертию!"

Демин оторвал глаза от текста, почувствовал непривычную сухость во рту.

- Бог ты мой, - прошептал он вполголоса, - да ведь и в этой сцене сущая правда. Тут оп похоронил и себя и меня. Но имел в виду только Сашу Рубахипа.

Газве не так?

Демин перевернул ещё одну страницу, и зеленоватые гл.иа его также цепко ухватились за строчки.

Читая последнюю главу, Демин еле удержался от подступивших слез: в этой главе рассказывалось, как Фатьма Амиранова, узнав о гибели двух друзей, приходит к командиру полка и требует, чтобы ез направили в экипаж воздушным стрелком. Командир возражает, но заместитель по политчасти поддерживает девушку:

"- Ты не прав, Петрович, - сказал он командиру. - Трижды не прав. Во-первых,.почему женщина не может постоять за Отчизну?! Во-вторых, она имеет право отомстить за своих друзей. В-третьих, пусть весь фронт узнает, что первая девушка - воздушный стрелок - ото наша Фатьма Амиранова".

Затаив дыхание, Демин перевернул прочитанную страницу. "Фатьма Амиранова, - пробормотал он. - Да какая же это Фатьма! Леня имя придумал, а это же совсем не Фатьма - это Зара. Все приметы её изображены верно, даже коса. Вот интересно, какую же судьбу уготовил он девушке? Неужели она погибнет в горящем ИЛе, сбитом зенитками или "мессерами"?"

Демин медленно, с опаской вчитывался в текст и вскоре облегченно вздохнул. Нет, он был очень добрым и нежным, милый Леня Пчелинцев. Зара, то есть Фатьма, благополучно вернулась из первого боевого вылета.

Иод зеленым крылом "Ильюшина" она видела сожжепные кварталы Берлина, обугленное здание рейхстага, покинутого фашистскими главарями. И она дала длинную тpaccy из пулемета по навсегда поникшему флагу со свастикой.

...Синее весеннее небо проплывало над Фатьмой, стоявшей на аэродроме. Пели в этом небе жаворонки. Пели свой гимн погибшим...

На этом текст обрывался. Белые, не заполненные мелким почерком листы, лишь пронумерованные в спешке, следовали дальше. О чем хотел Пчелинцев ещё рассказать, как собирался распутать судьбы своих героев?

Демин вздохнул, ему припомнился вдруг серый от низких облаков аэродром и Пчелинцев, лежащий на брезентовых носилках. Как он тогда сказал: "Наклонись... - И потом, через минуту с последним усилием: - Коля, родной, попробуй закончить... Тетрадка".

Зная о том, что Демин сочиняет стихи, он просил его завершить повесть об однополчанах. Старший лейтенант долго смотрел на тетрадь, которой не суждено было быть доиисанпой одною рукой. Потом взял старую газету и старательно, как это делал когда-то в школе, обернул тетрадь...