Как же я люблю тебя, как любил всегда, мой сынок, мой взрослый сын, и именно от того, что так чувствую в тебе вот это, свое, что служило мне в жизни вечным компасом и проклятием, заклинаю тебя! Не поступай на филологический! Ты погубишь жизнь, а взамен одна вечность поднесет тебе стакан с ядом. Это муза служения ничему, это муза самосожжения. Митя! Дочтя письмо это, выйди из дому, дойди до метро, такая теплая осень… Божественно пахнет летом… Выйди к памятнику на Пушкинской и взгляни, какая награда досталась одному из всадников вечности. Апокалипсис одиночества – вот и всё величие этого нерукотворного монумента. Лишь влюбленных не зарастает поныне к нему тропа. Там они ждут друг друга, ибо в жизни и от жизни, сынок, больше нечего ждать. И только голубиный помет венчает его окислившиеся медные кудри, ибо вечность там, где сидят под этим про́клятым памятником он и она, на секунду забытые временем, и одно мгновенье их смертной любви дороже его бессмертия.
Да. В какой-то момент тебе покажется, что ты призван творить миры. Но, мой дорогой! Мы и без того живем в мире, выдуманном друг другом. Да, мы не вечны, и иной раз гордость ли, спесь ли заставляют уверовать, что мы в силах создать такие истории и таких героев, что плотью своею буквенной будут нетленны среди смертного в нас, оживут среди живущих до того, что подарят написавшим их имя в вечности. Но, Митя! Я слишком поздно понял это, увы. Митя – ты мое имя. И пусть навсегда твой лист останется белым, но будет пусть неумело, с ошибками, каких не исправить, будет исписана жизнь твоя, и тобою написана, а не мною.
Митя! Сын! Ты не знаешь, как далеко можешь ты зайти на этом пути в бессмертие. Безумие – или влеченье? – оно непреодолимое, эгоизм создателя ослепляет, власть кажется бесконечной и безнаказанной. Скольких убил я на этом пути… Вот они, мои мертвецы, теперь толпятся, поджидают меня за порогом. Бессмертие ада – одиночество – вот что даровала мне моя муза. Краткий миг рая – вот что мог даровать мне ты.
Милый мальчик, добрый мой сын, который верил всегда, что однажды я появлюсь на пороге. Довольно ли тебе будет этого письма, моего первого к тебе, и последнего, Митя, совета, опыта моего страшного пройденного пути, я не знаю, но заклинаю тебя: прежде чем потянутся пальцы твои к перу, погладь ими голову сына.
Не пиши. Никогда не пиши!
Вот и все, сынок. Не пытайся меня найти. Уже сейчас ты говоришь с мертвецом, и эта наша первая с тобой встреча – прощание. Письмо из бесконечности в ту конечность, что казалась мне жалкой, а теперь единственной имеющей смысл, но уже недоступной. Жизнь. В которую тебя отпускаю.
Что она такое, сынок? Жизнь – единственный шанс пожить… перед смертью.
Завещание Булкина Федора Михайловича следующим поколениям
Отрекаюсь