Целый год искал Веня Рябушкин неизвестное по известной формуле А + В = Х, в какой А и В даны. Не найти при таких условиях икс невозможно, и тем не менее Веня не находил.
Дело в том, что он искал завтра. Завтра, то есть известное неизвестное.
Вместо «А» у Рябушкина было вчера, вместо «В» – сегодня. В сумме эти слагаемые давали искомое, ВЧЕРА + СЕГОДНЯ = ЗАВТРА, но… тем не менее не давали.
Как могло это быть, Веня не понимал…
Полученное сложением завтра мгновенно становилось сегодня и, не останавливаясь на этом, убывало до слагаемого вчера.
Рябушкин находил свое неизвестное день за днем и мгновенно терял. То была бесконечность возможностей, полученная в ходе сложения неизменных. Как?
Целый год провел он в подсчетах, сверял, подставлял… равенство было верно, но неизвестность оставалась по-прежнему неизвестна… Как?!
И на Рябушкина обрушилась теория вероятности, теория равновозможностей и случайностей, от «вероятно» до «не»…
А тем временем настала весна, и по парку возвращалась домой с занятий Оля Горохина. Она подходила все ближе к лавочке, на какой сидел Рябушкин, и вероятность того, что Оля кивнет ему, исходя из суммы прошлых сложений, была предельно мала; так же ничтожна была и вероятность того, что он сам ей кивнет, исходя из данных о сумме собственной нерешительности. Тем не менее, подойдя, Горохина Оля кивнула, мало того, Веня сам кивнул ей, войдя в противоречие с прежними данными и одновременно оправдывая теорию вероятности. Ибо в теории, как и на практике, вероятность для невероятного – единственный шанс.
В этот момент, согласно прежней Вениной формуле, неизвестное стало известным и мгновенно исчезло в прожитом. В обращенных на Рябушкина глазах отразилась бесконечная Неизвестная жизни.
Повестка
За Владимом Куроперовым пришла Смерть. Смерть пришла за Владимом Константиновичем в приемный день, в назначенный час, по записи, но во сне, потому что в реальности в визит таких посетителей веры нет, несмотря на противоречащую статистику.
Владим Константинович был атеист, христианской веры, либеральных взглядов, истовый демократ, новатор и консерватор, словом, все что угодно по ситуации. Главным козырем в час приема было много раз на населении проверенное, испытанное обещание: «Разберемся!» «Когда?» – мог задать вопрос посетитель. «В ближайшее время», – отвечал Владим Константинович и, кончая разговор, протягивал руку, тем самым оставляя впечатление короткой дистанции, человека большого, но не брезгливого, твердого, но не равнодушного к делу, стоящего у руля. К рулю прилагалась яхта.
Терпеливо и вдумчиво выслушав посетительницу, что пришла сообщить ему дату и время Призыва, Владим Константинович спокойно и привычно пообещал:
– Разберемся.
Она кивнула.
– Да, разберемся, – еще раз повторил Владим Константинович, ибо считал, что раз данное обещание нуждается если не в выполнении, то в повторении. – Так когда, вы сказали?
– Четырнадцатого, – напомнила Смерть. – В 19:05 Констатация.
– Констатация? – переспросил Владим Константинович. «Констатация? Ишь ты, любопытное слово… – в ожидании разъяснения думал он. – Так куда она меня приглашает? Констатация… конфирмация… дегустация… Ведь вполне возможно, приглашает куда-то, где согласовано… черт их знает, этих бездельников? Может быть, официальное мероприятие в формате, требующем присутствия… Где?» – успел подумать Владим Константинович, но Смерть уже ответила:
– Вашей смерти.
И хотя было ясно как день, что послышалось, но послышится же такое…
– Констатация, Владим Константинович. В 19:05, четырнадцатое, на этой неделе. – Уточняя, Смерть открыла папку, пролистнув, извлекла один файл, положила перед Владим Константиновичем бумажку. – Будьте любезны, распишитесь о получении. Здесь и здесь, в графе «Получатель», «Получено».
«ПОВЕСТКА» – прочел Куроперов, и глаза его в скользящем участии побежали по строчкам.