Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина

Теперь же нас в нашем учреждении многое множество, и, конечно, мухам столовым лучше житье и разнообразнее, чем кабинетным и из отделов. Зато и бьют их гораздо нещаднее, смерть находят они не только будучи по стенам размазаны, но и в борщах с компотами. Сам при прошлом существовании в человеческом образе, помнится, находил.

Кем же после убийства муха становится, как вести ей себя порядочней, чтобы в будущей жизни стать кем-то поболее, я не знаю.

Лишь могу поделиться пройденным опытом душепереселения:

– Жи-и-и-и-и-и-и-и-и-ив!

Повесть о воскресении

Приступая к писательству, питал, сознаюсь, надежду скромную встать трудом своим среди прочих повестей жизненных и безжизненных неким счастливым исключением, протянуть ныне здравствующему поколению руку из-за той самой черты, миры разделяющей. Сокрушить, так сказать, берлинскую стену враждебного недоверия, непонимания, свойственного всем разделенным границей империям, дезориентированным редкими противоречивыми сведениями и лишенным достоверной информации и непосредственного общения.

Ибо как существа почтенные, потусторонние никак не желают показываться из-за черты (нами здесь упомянутой) в мир живущих, так и мы, ныне здравствующие, не особенно жаждем заглядывать за эту черту.

Ф.М. Булкин

В ласковое весеннее утро лета 2016-го помирал в кустах за вот этой скамейкой некий Окрошкин Алексей Юрьевич, сорока лет от роду, зарегистрированный краткой телесной пропискою на земле.

Сумев достичь той степени смирения, какой, вероятно, достиг Моисей, выходя из Мадиамской пустыни, зарегистрированный землянин переходил в мир иной в состоянии безмятежной апатии, из тех, когда положение и нахождение тела не имеют решительно никакого значения.

Пребывая в крепком подпитии, покидал нас Алексей Юрьевич без обид, ни о чем и ни о ком не жалея, даже можно сказать безжалостно. Да и что жалеть, когда перемена вершилась в нем, без сомнения, к лучшему, поскольку жить очень сложно, товарищи, и не всякому удается.

И если уходить когда-нибудь придется и нам, то хорошо бы вот этак коротенько, майским утречком, чтобы весь газон в одуванчиках… Подышал, да и помер.

«Сейчас, минуточку…» – пообещал наш Алексей Юрьевич, махнул рукой, вздохнул первоцветное что-то там еще, ну и точка.

Недаром говорят с уважением о покойниках: «Отслужился». Ибо жизнь, товарищи, входит, к сожалению, в наши с вами непосредственные обязанности, иногда непосильные: хочешь – живи, и не хочешь – живи. Бывает, скажешь, вставая с дивана, искренне: надоело!

Пока сознание героя нашего отделялось от физического носителя, формируя астральную сущность, отслужившийся лежал, свернувшись калачиком, не имея ни малейшего понятия о том, что переходит на более высокую ступень собственного развития, время от времени доверительно сообщая Вселенной обрывки жизненных впечатлений.

Прислушавшись к бормотанью, доносившемуся из кустов, случайный прохожий заключил бы, что находящийся в них скорее жив, чем мертв, и поскорее прошел бы мимо бедняги, которого, как утверждают медицинские этики, в течение шести минут после наступления клинической смерти еще можно перетащить с того света на этот посредством электрошокера…

«Ни-ни-ни…» – возразил покойный.

Поведение его, таким образом, лишь вполовину укладывалось в траурные рамки. Сердце не билось, пудреное зеркальце, приложи его кто-нибудь к губам умершего, осталось бы незамутненным, и тем не менее Алексей Юрьевич время от времени повторял при жизни еще полюбившееся «ни-ни-ни…» и, следовательно, из чего-нибудь заключал сие отрицание, следовательно, мыслил, значит, существовал.

Вокруг бурлила жизнь. Множество людей, ускоряя шаг, проходило мимо покойника, едва заслышав шорох в ветвях скрывавших его акаций; мертвецы в городских парках не редкость у нас и давно не вызывают у горожан приступов состраданья, гуманизма и милосердия, привычно дополняя городские пейзажи. Впрочем, смерть и прежде запросто уживалась с жизнью.

Бывает, идешь в магазин – лежит на газоне труп, свернулся уютным калачиком, будить даже жалко. А все-таки нет-нет да и подойдешь, все ли, спросишь, в порядке? Все в порядке, отвечает, благодарю. А обратно из магазина идешь, глядишь, уж и нет его. То ли сам ушел, то ли увезли его – никогда уже не узнаешь.

«Ни-ни-ни…» – подтвердил покойный.