Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина

Пейзаж постепенно мрачнел, приближалась гроза, тускнели граффити. Холодало. На фоне поблекшей лазури грудились облачные вершины. Над трубами ТЭС вставала грандиозная стена торгового комплекса «Русь». Было страшно даже подумать, что так вот вдруг возьмешь да помрешь, не увидав, как достроят этот торговый комплекс…

Пора было что-то решать, зачем-то вставать и куда-то идти; давала себя знать выработанная годами привычка.

Алексей Юрьевич пошевелился, и в этот решающий миг та самая сила, что, по закону Ньютона, удерживала его на земле, потеряла над ним свою власть. Совершенно напрасно досточтимый Исаак объединил в одно небесную и земную гравитации! Небесная и земная гравитации вовсе не одно и то же. Не зря до падения яблока человечество считало земную несовершенной; несовершенная земная, она преобразовалась в совершенную небесную.

Пусть мы с вами каждую секунду обречены испытывать закон Ньютона на собственной шкуре, пусть даже сила, что держит нас на земле, в самом деле равна нашему весу, но не все во Вселенной происходит по формулам и законам! И пусть хоть трижды, хоть сто раз на дню яблоки падают вниз головой, Алексей Юрьевич устремился вверх, без всяких усилий преодолев всемирное тяготение, отделившись от балласта известного – костюма телесного, то бишь от прежней обители духа.

Презрев закон человеческий, нарушитель воспарил в небеса с легкостью воздушного шарика, доказывая тем самым, что действие законов распространяется вовсе не на все тела, как бы того хотелось Ньютону.

Относительно этого невиданного происшествия следовало бы рассматривать гравитационную константу совершенно под иным ракурсом. Можно даже сказать, Алексей Юрьевич опроверг своим вознесением все устройство системы Солнечной, законы Кеплера и прочие эмпирические построения, однако сам он парил, не имея ни малейшего понятия о том, что что-то нарушил и по закону был обязан остаться с нами тут, на земле. Кроме того, бедняга едва проснулся, был нетрезв и мало что понимал.

«Ни-ни-ни…» – донеслось откуда-то сверху.

С секунду казалось, что Алексей Юрьевич принял обретенную невесомость с философским спокойствием.

«Ни-ни-ни…» – заговорщически погрозив себе сверху пальцем, покровительственно заключил он.

«Ни-ни-ни…» – заключил он, погрозив следом грозовым небесам, и, ничем, никем не удерживаемый, чуть опустился, стараясь разглядеть как следует от сути своей отставшего, променявшего невесомость небесную на городской газон.

Променявший выглядел неважнецки.

Алексей Юрьевич слабым голосом окликнул лежавшего и, не дождавшись ответа, оглушительно заорал…

«А-а-а-а-а-а!» – горлопанил умерший, пролетая временны́м туннелем назад.

Стены мелькали с немыслимой скоростью, в ушах свистел ветер. Алексей Юрьевич летел над бельевыми веревками, проводами, крышами, виражами дорог, полями, лесами, железнодорожными переездами, городами, морями – Окрошкин возвращался назад.

Некоторое время летел он вместе со всполошенной вороной, но та очень скоро уменьшилась, сделавшись вороненком, а после прямо на лету превратилась в яйцо и упала в гнездо, а Окрошкин летел. Он летел мимо запахов тушеных котлет, чужих щей, борщей и жареных сырников, то распадаясь на атомы, то вновь собираясь в некий энергетический сгусток.

Алексей Юрьевич пролетел над Ваганьковским, где был похоронен его любимый поэт Владимир Высоцкий, пролетел над старой булочной на углу, где покупал когда-то булочки «Советские», и над оранжевым телефонным автоматом, где в школьные годы стрелял две копейки на «позвонить». Пролетел мимо своего балкона, с которого мать крикнула ему вниз, чтобы он купил хлеба, но Алексей Юрьевич был наверху и просвистел мимо. Он пролетел вымершими школьными коридорами, над кремлевскими звездами, над митингующей толпой, выкрикивающей смутно знакомое «Ельцин!», мимо общественного туалета, где сам он стоял, задумчиво разглядывая надпись на кафеле…

Пролетая некоторые места, Окрошкин протягивал руки, пытаясь вцепиться во что-нибудь, но мощная волна движения вспять вырывала из слабых пальцев стаканчики с зубными щетками, справки, деньги, книги, тетрадки, учебники, сигареты, бутылки, счастливые билетики и даже фонарные столбы. Вскоре Алексей Юрьевич оставил эти попытки: что-то подсказало ему, что пролетаемые фрагменты упущены и его усилия не оправдывают себя…

Смирившись, притих он и довольно спокойно пролетел мимо своего ПТУ, почты, здания районной администрации, дома пионеров, где некогда занимался бальными танцами… Мимо своей шестой детской поликлиники, где научился говорить букву Р, вылетел к улице Рогова, свернул на Курчатова, взял вправо, спланировал над воротами двадцать шестого роддома и, немыслимым образом не разбив окна, влетел в родовую палату, где и шлепнулся на руки акушерки, тем самым повторно явив себя миру.

Явив себя миру, Алексей Юрьевич распахнул ясно-голубые глаза, свел нос пятачком, собрал лоб складками и…