Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина

Невидим, как жену невидимой делает перегородка кухонная.

«Если атом увеличить до размера футбольного поля, ядро его будет не более перечного зерна», – сказал телевизор.

«Или… горчичного?» – похолодев, подумал вдруг Серафим Петрович.

Он больше не пшикал, тряпкой по столешнице не водил. Затаив дыхание слушал…

«Вселенная состоит из атомов. Атом – мельчайшая частица химического элемента, сохраняющая все его свойства. Величина атома составляет менее десяти миллиардных метра в диаметре…» – слышал он. Жена рубила капусту, но, этот звук силой воли и сознания отделив, Серафим Петрович слушал сквозь его, думал сквозь… Вселенная состояла из атомов, так, может быть…

Бог из атомов состоит, поскольку Вселенная и вселенные – все из них состоит…

Он не больше, но гораздо, гораздо меньше всего… И величина его… «Менее десяти миллиардных метра в диаметре…» – подсказал телевизор.

Вот почему никогда никто не видел его. Нет, не так. Видел! – но не догадывался…

– Ты протер? – спросила, выходя из кухни, жена, делаясь видимой. Серафим Петрович молчал.

Серафим Петрович тоже из атомов состоял, это значило… Это значило, Серафим Петрович был частицей Его. Был частицей, сохранявшей все Его свойства…

Пыль лежала на трельяжной столешнице, и крохотная частичка ее, едва видимая глазом, состояла из… «Квадриллиона атомов», – подсказал телевизор.

Это значило…

Серафим Петрович пшикнул «Гренадой». Прогоняя жидкий развод, провел по грязи резинкой гребка. Подул и опять протер, бережно, с удивлением прикоснулся дрожащими пальцами к зеркальной расчистившейся поверхности.

Серафим Петрович впервые смотрел в глаза Господа Бога.

В подтверждение гипотезы Серафима Петровича предлагаем читателю рассмотреть точку в окончании рассказа нашего.

Точка эта содержит в себе миллиарды атомов.

БЛЭКАУТ

Блэкаут – системная авария в энергосистеме, сопровождающаяся массовым отключением потребителей.

«Отвяжись… отвяжись, отвяжись. Отвяжись…» – бормотал, рукавами взмахивал, пробегая по улице Народного Ополчения в восьмом часу вечера, в направлении центра некий Вадим Вадимович Страхобожкин. Он бежал, стихии ноябрьской сквозь, в глубине немых витрин отражением, на мгновение появляясь силуэтом растрепанным, запорошенным, в флюоресцентных снопах фонарей, оставляя следы свои спешные на печальной слякоти ноября, наступая на тени встречные, продираясь сквозь толпы снежные, и ужас, отчаянье, отвращенье читались в его лице…

Мы не знаем и не узнаем уже никогда, что случилось далее со Страхобожкиным, кто преследовал беднягу в этом нашем рассказе и кого умолял он, задыхаясь от ужаса, «отвяжись!», ибо в миг, когда собирались мы продолжить написание этой повести, на линии связи нашей с героем случился обрыв, вызвавший перерыв в электроснабжении, экран наш погас, и героя мы потеряли.

КЕСАДИЛЬЯ, или БЕССМЕРТНАЯ КУРИЦА

Кесадилья – курица в мексиканской лепешке.

Александр Анатольевич Тогельман потрясенно замер над блюдом, что выбрал он за незнакомое название среди прочих блюд в суздальском кафе «Пикадилли». «Кесадилья» называлось оно. В этот миг Александр Анатольевич открыл закон вечной жизни.

«Снова курица, – понял он. – Вчера курица, месяц курица, годы курица, дома курица, с детства курица. Курица, курица, боже мой! До чего бессмертная птица…»

Вампир

О вампирах же говорят, создания это живые, но мертвые, а у нас под землею в метро противоположные эдаким водятся: вроде мертвые, а живые…

Ф.М. Булкин

Четыре года минуло с тех пор, как Антон Николаевич Лютиков, кредитный инспектор отдела верификации ЗАО ТКС, понял, что он вампир.

Антон Николаевич налил, чокнулся с графином, выпил залпом, холодея от тошноты, закусил нежным лепестком говяжьего языка, поморщился, пережевывая, поковырял вилкой кровавый бифштекс и, с отвращением отодвинув от себя соусницу с чесночной подливой, снова налил.

Желудок кредитного инспектора издал тихий стон. Ужасно ныли натертые клыками десны. Десны ныли, но несчастный Лютиков не решался обращаться с этой проблемой в «Мастер-дент». Ему, в отличие от остального, смертного человечества, было не только страшно, но и стыдно.

Кредитный инспектор налил, чокнулся с графином и выпил.

Он был бессмертен, да! Но ему не чуждо оставалось все человеческое. И он стеснялся показаться специалисту. Он даже не признавался в своем проклятье жене. А больше всего несчастный кредитный инспектор опасался за сына. Вампиричество и бессмертие передавались в его семье по мужской линии, но пока что милый малыш отбрасывал на детской площадке довольно четкие тени.

Кредитный инспектор налил, чокнулся с графином и выпил.