Если честно, я бы предпочла, чтобы шторы были открыты. Я бы чувствовала себя менее пленницей, и вид других людей... нормальных людей... это приятно.
Отодвигаю занавеску в сторону и вижу Питера. Я вздрагиваю и крепко закрываю глаза...
Открой их снова.
Это не Питер.
Это врач с медсестрой.
– Извините, я не хотел Вас напугать, – сказал доктор, когда медсестра прошла между нами двумя к другой стороне кровати.
Доктор посмотрел на месиво, которое раньше было моей лодыжкой, и начал говорить "докторскими терминами" с медсестрой, которая просто стояла и слушала и кивала, делая, без сомнения, мысленные пометки. Я отключилась, но было упоминание об установке капельницы... возможно обезвоживание... восполнить потерянную жидкость... рентген лодыжки... возможные переломы и обезболивание...
Медсестра исчезает за занавеской, чтобы, наверное, приготовиться.
– Кому мы можем позвонить?
Кому он может позвонить?
Никому.
– Вы упомянули... – замялся он.
Я поняла, о чем он говорит, и просто посмотрела на него. Кивок в подтверждение.
– Полиция захочет с Вами поговорить, но мы сначала посмотрим, что у Вас с лодыжкой, и отведем в палату...
– Спасибо, – отвечаю я уже не на автопилоте.
Я пытаюсь сдержать слезы, но мои глаза щиплет. Конечно, у меня больше нет слез, чтобы плакать.
– Медсестра скоро вернется – даст Вам что-нибудь от боли, а я загляну позже, чтобы посмотреть, как Вы себя чувствуете. Мы Вас быстро поднимем... – улыбается доктор.
Он дружелюбно улыбается мне. На долю секунды вылитый Питер.
– Доктор... – кричу я ему вдогонку.
Ничего.
Очевидно, меня не услышали.
Неважно, я только собиралась попросить его оставить занавеску открытой, чтобы я могла видеть людей. Позвольте мне видеть, что я не одинока...
Я слышу людей.
Этого должно быть достаточно.
Достаточно, чтобы дать мне понять, что я не одна.
И, по крайней мере, шторы нельзя "запереть".
Я одна.
Его здесь нет.
Его здесь нет.
Его здесь нет.
Меня осенило.
Машина старика.
Мое сердце начинает бешено биться.
Он смеется.
Пошел ты.
К вопросам?
Больше смеха.
Паника начинает охватывать.
Нет.
Нечего скрывать.
Он взял машину.
Питер взял машину.
Ты взял машину.
– Да, – шиплю я ему.
Паника.
Он не мог.
Занавес распахивается, я вижу медсестру...
Не полицию.
Пока что.
Моя собственная палата хуже, чем место в общей палате.
По крайней мере, там я могла слышать других людей...
Теперь только я и он.
О чем я говорю?
Это не я и не он.
Его здесь нет.
Его больше не существует.
Он умер.
Мертв.
Убит.
Мной.
Каждый раз, когда открывается дверь, я паникую, что это полиция здесь, чтобы забрать меня, прежде чем я получу шанс объяснить, что со мной произошло. Скажет ли доктор им что-нибудь из того, что я уже сказала? Про насилие? Наркотики? Или просто приедет полиция, зная только, что я подожгла дом после убийства пожилой пары, которая счастливо жила в уединении.
Уединение.
Они были счастливы.
Никаких посторонних вмешательств.
Он был прав.
Питер был прав.
Внешнее вмешательство все портит.
Я испортила их отношения.
Из-за меня их отношений больше нет.
Не обращай внимание.
Обезболивающие, которые дала медсестра, помогают справиться мне. Но то, что боль меня больше не беспокоит, лишь усиливает мой страх.
По крайней мере, когда у меня болела лодыжка, а тело кричало от боли... по крайней мере, это отвлекало меня от страха.
Доктор сказал, что полиция поговорит со мной после того, как он закончит со мной. Я все еще жду результатов анализа крови и рентгена.
У меня еще есть время.
Но вскоре сюда прибудет полиция, которая хочет поговорить.
Перестань даже признавать его существование! Он не настоящий. Все это лишь в твоей голове.
Должна ли я сказать об этом врачам?
Нет.
Полиция ничего не найдет, но доктора все равно меня запрут, потому что я сумасшедшая.
Просто молчи.
Мое сердце замирает, когда дверь в мою палату распахивается. Это врач.
Не полиция.
Пока что.
Это только вопрос времени.