Читаем Жилины. История семейства. Книга 2 полностью

Коротко, но ёмко. Звон раздался, это все друг с другом чокаться принялись. Я так вообще из-за стола выбрался и всех по кругу обошёл, чтобы никого не пропустить.

Не хотелось об этом думать, но мыслям не прикажешь, они сами в голову лезут, когда им это заблагорассудится, поэтому невольно тревожные мыслишки, как я их отгонять от себя ни пробовал, в голову проникали: «Возраст-то у них у всех какой – в любую минуту старуха с косой заявиться может и ту тоненькую ниточку, которая их с нами соединяет, своим хорошо наточенным инструментом одним неуловимым движением перерезать может. Вот тогда мы и ещё раз соберёмся, только в несколько поредевшем составе, и так будет продолжаться до тех пор, пока она не успокоится и от нашей семьи не отстанет, за других примется. Вот и надо мгновения, пока все ещё живы, беречь, холить и лелеять, слушать их мудрые разговоры, а уж воспоминания так просто на магнитофон записывать, поскольку никогда и нигде мы того, что знали эти люди, узнать больше не сможем».

Так я сидел и думал, ну а пока думал, часть разговора, который за столом завязался, прослушать успел. Пришлось срочно включаться. Речь шла о том, что прописали дяде Никите десять процедур каких-то, поэтому придётся ему целых две недели в район Битцевского лесопарка ездить – там новую клинику открыли.

– Мы, – это Лина говорила, – сегодня туда больше часа добирались, вначале на метро, а потом ещё на двух автобусах с пересадками.

Я на Любу посмотрел, а она уже мне головой кивает – согласна, мол. Вот ведь какое это счастье, когда тебя вот так, совсем без слов, с одного только взгляда понимают.

– Дорогие мои, – вклинился я в переговоры своих старших родственников, – дозвольте мне слово молвить. Мы с Любой живём сейчас вдвоём – это раз. Комнат у нас три, из них две спальни – это два. Ну а третье и главное: наш дом стоит в том самом Битцевском лесопарке, куда дяде Никите необходимо каждый день ездить. Так, может, он у нас поживёт? Ей-богу, ему у нас будет и спокойней, и чуток покомфортней, чем здесь, да и стеснять ему никогоне придётся. Ведь здесь он вынужден будет кого-то с насиженного места согнать, а у нас две кровати остались без дела. С тех пор как детишки подросли и по своим домам разбежались, их кроватям уж надоело без толку стоять. Мы бы сегодня, не откладывая всё это, на такси сели да к нам перебрались. Как вы все к этому относитесь?

Оказалось, что все всё поняли правильно и к нашему предложению отнеслись с пониманием. Можно было бы, если бы кто-нибудь протокол вёл, записать туда: «Постановили: переехать на время лечения Жилину Никите Фроловичу в квартиру Жилиных Ивана Александровича и Любови Михайловны».

Все старики сразу же успокоились, ближайшая судьба брата ихнего, Никиты, была решена, вот на меня они все и уставились.

– Слушай, Иван, – обратился ко мне их заводила, дядя Ефим, сразу же, как только все перестали головами кивать, что, мол, согласные они с моим предложением. – А вот ответь ты нам, племяш. Донеслось до наших ушей, что ты намерился роман про нашу семью писать. Правда ли это?

Я как привстал, за грибочками потянувшись, так и плюхнулся на досточку свою с размаху.

– Дядя Фима, откуда ты это взял? И мыслей у меня таких никогда не было. Рассказами своими меня папа действительно заинтересовал, и даже очень. Жду не дождусь продолжения. Но роман писать? Нет, не моё это дело. Никогда не писал и не собираюсь.

– Ну, статей ты написал немало, – перебил меня дядя Ефим. – Я тут любопытства ради пару твоих научно-популярных статеек, которые «Наука и жизнь» опубликовала, прочитал. Интересно и познавательно, вот что я тебе скажу. Так что берись за этот труд, наш дорогой племянник. Мы в тебя верим и тебе это поручить готовы. Как вы все считаете? – обратился он к сидящим за столом.

До меня донеслись одни только одобрительные голоса. Я плечами пожал и решил эту ерунду, что он наговорил, из головы своей выбросить. Да, написал я по просьбе редакции журнала две научно-популярные статьи, и, честно признаюсь, мне это дело даже понравилось, но роман… Нет, на это я своё согласие не дам.

Пока я всё это обдумывал да в голове своей крутил, за столом уже совсем другие разговоры пошли, и в основном о болячках всяческих. Ну, думаю, сейчас всё совсем в другую степь пойдёт, ведь старикам на темы здоровья разговаривать совершенно не следует. Заботиться о здоровье – это да, но разговоры разговаривать – вредно. Вот я и решил воспользоваться папиным советом и фразу ту, которую он меня записать заставил, огласить:

– Эй, господа хорошие, товарищи дорогие, на секундочку остановитесь, болячки ваши никуда не уйдут за это время, а вы меня послушайте.

Подождал, пока все в полное недоумение придут и замолчат, да фразу ту начал на память читать, как будто я её всю жизнь знал. Вот ведь как меня отец тогда завёл своими разговорами. Медленно, чуть не по слогам говорил, так чтобы они все прониклись:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза