Жёлтые розы для актрисы

Они прибыли в ресторан немного с опозданием, впрочем, банкет еще не начинался. Там присутствовали родители Алексея, Роберт (действующий на нервы), семейство Пескарей и кое-кто, с кем познакомили Сашу в доме Рябовых. Но и абсолютно чужих было огромное число, среди них — известные люди. Казалось, и столов бессчетное множество, и официантов, и гостей, и всего-всего, что мог охватить глаз. Появились ведущие, начались тосты и поздравления — виновник торжества отмечал пятидесятилетие, так длилось долго до необъявленного перерыва, когда разбрелись кто в туалет, кто курить, кто просто подышать. Тут-то и началось самое интересное, в этом муравейнике помимо воли Саша почему-то постоянно натыкалась на людей, которых знала, и узнавала их чуть больше, чем им этого хотелось, да и ей. После танца Алексей отправился поговорить с мужчиной, а Саша — в туалет. Куда ж еще пойти для разнообразия! В кабинке она завозилась, в это время кто-то вошел и грубо рявкнул:

— Вот тебе губная, вот тебе зеркало! Мажь.

Голос Саше был знаком, она не помнила, где его слышала.

— Мне не идет этот цвет, — робко сказала Евгения, да, она.

— Мажь, я сказала. На себя посмотри — бледная, как спирохета, на такую никто не позарится! Разве что из-за твоего отца. Сколько раз говорила: сходи к визажисту, он научит лицо рисовать…

Вспомнила, кто это — мать Евгении, а имя забыла. Тетка, надо сказать, не уступала мужу по комплекции (странно, что Женя худющая), а внешность у нее махровой торговки с рынка, привыкшей обманывать покупателей. Кстати, она красила губы яркой помадой, выступающей за границы губ на манер актрис сороковых годов. Только тогда мама Жени была сама елей, сладость и улыбчивость, сейчас… хабалка.

— Я ходила, — сказала Женя. — Мне не понравилось, вульгарно…

— Да что ты понимаешь! Слушала бы мать, не упустила б Алешку! А папа просил тебя, покрутись возле…

— Но мне не нравится Алеша…

— Боже, кого я родила, моя дочь даун! Ты благодаря кому в Москву приехала, тупица? В университет кто тя поступил? Папа? Может, назад хочешь, а? Мы не закрепились, за четыре года твоему отцу мало к кому удалось пробиться. Не принимают нас эти жлобы чертовы, будто у нас деньги из говна, а не как у них. Папе нужен дядя Матвей, ты пóняла? У него до хрена связей. Так вот, не будь дебилкой, стать родней Рябовым твоя задача номер раз. Ты пóняла?

— Но я не нравлюсь Алеше…

— Не нравлюсь, не нравится, — грубо передразнила дочь мамаша. — Другие слова учи! А ты понравься. Чай, не хуже этой… шалавы, что спит с ним. Вот она умная! Сразу пóняла, какой куш хапает, а ты… Умной была б, давно забеременела бы от него, но у тебя ж мозгов на три копейки. Дождешься, когда она родит ублюдка, а об Алешке говорят, парень он порядочный, значит, женится. Иди, подружись с его шлю… подружкой, в гости напросись. А дальше научу, что делать. Шагай, давай. И морду поправь на счастливую.

М-да… В таких случаях говорят: без комментариев. Саша вернулась к столу, за которым сидела семья Рябовых, но в тот момент он пустовал. За шторой окно было открыто, она уселась на низенький подоконник подышать воздухом, охладиться, так как пылала вся после услышанного в туалете, словно пожар. И снова попала в неловкое положение подслушивающей! Вернулись за стол родители Алексея, Ирина Федоровна была перевозбуждена:

— Ты видел? Каким образом она очутилась здесь?

— Понятия не имею, — проговорил сдержанно Матвей Павлович.

Со временем Саше стал видеться отец Алексея человеком-машиной: ни эмоций, ни полутонов в речи, ни резких движений, ни поспешных слов, ни истинного отношения к тем, с кем он говорил. Тамила восхищалась его выдержкой, Саша — побаивалась и считала куском льда, который растопить не представлялось возможным.

— Знаешь, мне надоело, — нервно говорила Ирина Федоровна, единственная, кого Саша полюбила. — Как только она приезжает, обязательно достает нас скандалами. Когда это прекратится? Смотри… Она что, к нам идет?

— Хоть сейчас перестань ревновать, — заворчал муж. — Повода у тебя нет, но ты его находишь с легкостью в течение тридцати лет с гаком.

— При чем здесь ревность? — пыхнула она. — Я не в том возрасте, чтоб ревновать, но ее хамство, наглость, попытки нагадить нам… кого угодно взбесят. А тебе понравилось бы, если б ко мне лезли под юбку? И мне никогда не нравилось, когда она лезла к тебе…

— Угомонись, а? Ты права, она к нам идет.

Следовало выйти из-за шторы сразу, как только родители Алексея сели за стол, Саша этого не сделала, теперь было поздно.

— Здравствуйте, дорогие родственники, — услышала женский насмешливый голос. — А я вас считаю родственниками. Ирина, не пугайся, я на минуточку.

— Здравствуй. Думаю, вам есть о чем поговорить без меня, — сказала Ирина Федоровна с достоинством, затем ушла, данный ход восхитил Сашу.

— Твоя жена доверяет нам? — спросила незнакомка тем же насмешливым тоном. — Напрасно, напрасно…

— Мне доверяет, — сказал Рябов. — Ты что здесь делаешь?

— Как что! — рассмеялась она. — Сестра юбиляра моя подруга.

— От меня что надо? — немногословен был он.