Жёлтый вождь

Для слуха шайеннов эти звуки были такими сладкими и желанными, что даже пьяные пришли в себя и собрались, чтобы наслаждаться зрелищем. Пьяные и трезвые танцевали, словно демоны, демонстрирующие свое искусство на усеянных черепами равнинах Ахерона.[24]

Смех стал сдержанней, когда они увидели, что наказание, которому до сих пор подвергались только мужчины, теперь распространяется и на женщин. Напротив, их свирепая радость еще усилилась. Это вносит в зрелище разнообразие, дает новые ощущения – как вынесут наказание женщины.

И они это увидели. Несколько рабынь – среди них были и совсем молодые, и пожилые «тетушки» – безжалостно привязывали к кресту и подвергались мучительной пытке водой, обжигающей огнем!

Глава XVI. Белые женщины

Больше двух часов продолжался этот дьявольский спектакль – трагедия во многих актах, хотя пока ни один из актов не закончился смертью.

Никто из актеров не знал, как скоро закончится это зрелище.

Пленники были в таком ужасе, что не могли здраво рассуждать, а бессердечное веселье окружающих говорило, что им неоткуда ждать милости.

Различия в выборе наказанных у некоторых могли вызвать надежду. И черные, и белые теперь знали, с кем имеют дело; шепотом они рассказывали историю Голубого Дика тем из эмигрантов, кто о нем не слыхал.

Негры с других плантаций и белые, которым они принадлежали, начинали надеяться, что их минует мщение мулата.

У них было время на это надеяться, потому что после того, как десяток черных женщин, к радости молодых шайеннов и к явному удовлетворению их вождя, постояли под душем, в жестоком представлении наступил перерыв. Вождь как будто удовлетворился местью – по крайней мере на время – и ушел в палатку.

Среди пленных не было бо́льших опасений, чем у белых женщин. Они боялись за нечто более дорогое для них, чем жизнь, – за свою честь.

Несколько белых женщин были молоды и привлекательны. Будучи женщинами, они сами это знали.

До сих пор дикари к ним не приставали. Но это не давало никакой уверенности. Они знали, что индейцы любят вино больше, чем женщин, и до сих пор виски, захваченное в караване¸ мешало дикарям заниматься ими.

Но долго так продолжаться не будет, потому что они знали кое-что еще. Холодная сдержанность лесных индейцев, которые были героями рассказов времен колонизации, не характерна для свирепых кентавров прерий. К этому заключению приводило все, что они знали об этих индейцах, и белые женщины, в основном жены, понимая опасность, грозящую их мужьям, в то же время опасались и за себя.

Та, у которой не было мужа – Клер Блекэддер, – опасалась больше всех. Она видела тело отца, лежащее на траве прерии в луже собственной крови. Она видела наказание брата и знала, что он испытал ужасную боль, и теперь думала о том, что может ожидать ее.

Она хорошо помнила Голубого Дика. Как дочь его хозяина – как молодая хозяйка – она никогда не была с ним жестока. Но и не была особенно добра; под влиянием своей рабыни Сильвии она скорее была настроена против него. Не была откровенно враждебна, просто не любила. Сердце молодой дочери плантатора было занято собственными делами, любовью к молодому пришельцу О’Нилу, и в нем не было места для другого.

Она по-прежнему думала об О’Ниле; окруженная мрачным отчаянием, она ощущала его не так остро.

Тем не менее она его испытывала. Вождь шайеннов, проходя мимо, свирепо посмотрел на нее; она вспомнила, что такое выражение видела в глазах Голубого Дика. Как хозяйка Сильвии, как ее подруга, знавшая все ее тайны, а особенно как сестра Бланта Блекэддера, она не могла ждать милосердия от мулата. Она знала, чего может ожидать. Об этом страшно подумать, тем более говорить с окружающими женщинами.

Эти женщины не думали о ее горе и не говорили о нем. У них было достаточно своего горя. Но ей нужно было бояться больше, и она это знала. С инстинктом, свойственным женщинам, она знала, что она самая заметная фигура во всей группе.

И когда ужас ситуации стал буквально ощутим, она задрожала. Как она ни сильна, как ни самостоятельна и своевольна была всю жизнь, она не могла не испытывать самых острых опасений.

Но вместе с дрожью пришла решимость попытаться сбежать, хотя неудача попытки Снайвли была у нее перед глазами!

Ее могут догнать. Неважно. Это не ухудшит ее положение. И не усилит опасность. В худшем случае ее попытка кончится смертью, а смерть она готова была принять охотней, чем бесчестье.

Связана она непрочно. Индейцы не слишком старались¸ связывая пленниц. Они не часто пытаются сбежать, и, даже если делают это, их легко поймать.

Однако в истории прерий бывали случаи, когда смелые и героические женщины, и даже изящные леди, могли убежать, и их бегство казалось почти чудом. Ранняя история Запада полна таких эпизодов, и она, дитя Запада, слышала их с детства. Воспоминание о них отчасти вдохновляло ее на попытку.

Она не говорила о своем замысле другим пленницам. Они ей не помогут, смогут только помешать. Бросить их в таком положении – не признак эгоизма.