Почему-то считается, будто политическая аналитика у нас на телевидении в последние годы напрочь отсутствует. Но это, поверьте, не так: созидание и здесь идёт полным ходом. У Лужкова есть Пушков, у Путина — Познер, у Матвиенко — Фесуненко. Впрочем, у Путина есть ещё Леонтьев, есть тот же Соловьев со своей пуговицей Дантеса и вот-вот появится иновещание во главе с двадцатипятилетней зиждительницей Симонян. Видимо, со всегдашним успехом будем готовить оранжевую революцию в Турции, с тем чтобы реализовать давнюю мечту петербургских фундаменталистов. Да и тот же Жирик… Одним словом, на телевидении, как в «греческом зале», есть всё. И — как опять-таки в турецкой гостинице — по системе «всё включено». Ну, и схвачено, разумеется, тоже всё.
И ведь спроси у них — у питерского проктоаналитика или у московского сифилитика, у горе-адвоката и политренегата, у юмориста и замминистра, у актёра и сутенёра, у провокатора и у резонёра, — зачем они пришли на телевидение и почему не уходят, все как один ответят подобно Ксюше Собчак, что пришли созидать. А почему не уходят? А потому что с телевидения вообще не уходят, во всяком случае добровольно. Там интересно, там весело, там в режиме нон-стоп строят дом, неизменно оборачивающийся Содомом.
Мания мессианства
Переключая ночные каналы, то и дело натыкаюсь на университетского однокашника. Отчаянно жестикулируя и вдохновенно гримасничая, он несёт одержимым бессонницей какую-то ахинею.
Поначалу я думал, что передача юмористическая, а мой приятель кого-то из осатаневших в прайм-тайм сатириков (если не всех сразу) пародирует, чтобы не сказать высмеивает. Но пару раз прислушался.
Нет, написавший в молодости несколько превосходных рассказов и местами забавные «Легенды Невского проспекта» Михаил Веллер серьёзен, предельно серьёзен. Потому-то так и кривляется, что очень, ну просто очень волнуется. Он ведь учит людей. Учит главному. Он проповедует.
Проповедует в основном банальщину — лошади едят овёс, Волга впадает в Каспийское море, чай надо пить горячим, а водку — холодной, — но с таким пылом, что абракадаброй звучат в его плюющихся устах даже эти прописные истины.
Стульев не ломает (бережёт, должно быть, студийное имущество), но Александра Македонского великим человеком титулует постоянно. И что солнце русской поэзии закатилось, истерически выкликает тоже. И что дважды два четыре, обещает в следующей передаче окончательно доказать.
И, наткнувшись после Веллера на соседнем канале (а подчас и на том же) на жуликовато-бесноватого пожилого левантийца, именующего себя Министром Любви России, поневоле принимаешь его за неглупого или, самое меньшее, вменяемого собеседника.
Правда, этот морок через минуту-другую рассеивается: один учит жизни правильной, другой — половой; обоим следовало бы основательно почистить фонтан, разумеется предварительно заткнув. Но не могут.
Проповедовать можно разное (строго говоря, что угодно), но заканчивается это всегда одинаково: благодарные слушатели миссионера съедают. Не потому, что вкусный, а исключительно ради того, чтобы он наконец замолчал. В древней Иудее каннибализм не практиковался, и пророков там просто побивали камнями.
Побивали — в смысле забивали насмерть. Да и как иначе? Вот приходит, допустим, Иеремия в город Энск. Дерьмо, говорит, городишко, и люди дерьмо, одно хорошо: скоро вам всем кабздец. Приходит в другой город — и говорит то же самое. В третий — та же история. В четвёртый, в пятый, в шестой… Пока не побьют камнями. Не просто побьют (бьют-то его в каждом), а типа забьют насмерть. Иеремия, впрочем, обижался на Господа: хочу, мол, льстить людям, а Ты заставляешь меня говорить им сплошные гадости. Но Иеремия — исключение из общего библейского правила.
Сегодня проповедуют в основном хорошее: пей чай горячим, держи болт стоячим — и будешь счастлив. Не надо никого догонять — ни Америку, ни Португалию, — нам и так хорошо — заповедал недавно Егор Гайдар. Вот только бы с евреями разобраться или лучше сразу разъехаться — согласился с ним Солженицын. И с Путиным — поддакнул из Лондона Березовский… Важно, что всё это подаётся не как частные мнения частных людей, но именно и только как проповедь — с маниакальной жестикуляцией по Михаилу Веллеру и виртуальной эякуляцией по Льву Щеглову. Как последняя истина в высшей инстанции. Как самая последняя в наивысшей.
Как самая последняя и вместе с тем самая безопасная. Вот начал на старости лет нести чушь Лев Толстой — и его чуть было не отлучили от церкви (в конце концов была принята более мягкая формула: «отрешили»), а кто отрешит — хотя бы от телеэкрана — Эдуарда Радзинского? Кому из наших горе-проповедников что-нибудь — и за что — грозит?