Жирандоль

– Ну тащи, раз твое. – Кудряшу надоело препираться, он прыгнул на переднее сиденье, и эмка покатила к вокзалу.

Полдня разбирались, шли вдоль перрона в одну сторону, потом в другую, кто-то выкрикивал фамилии, искал потеряшек, грозил хриплым, сорванным голосом. Наконец Арсения затолкали в вагон с раздраженной кучей таких же разочарованных. Пот катился по лицу из-под меховой шапки, под пальто все промокло до нитки, до трусов. Удивительное дело: малыш ни разу не захныкал, не попросил есть, не испачкал пеленки. Просто висел под локтем у скрипача, как вещь, завернутая в праздничный голубой атлас.

Тронулись вечером, под нараставшую интродукцию сумерек. Усталые пассажиры замолчали, уставились в сиреневые окна, стараясь запомнить напоследок привокзальные переулки, крыши складов, деревья и кусты, проселочные дороги и овраги. Одни молились, другие прощались. На Арсения никто не обращал внимания, и он сидел, закрыв глаза, сжимая в руках шапку и сверток, подоткнув под колени чемодан.

– Это мальчик или девочка? – его вывел из полудремы звонкий женский голос.

– А? – Выныривать в действительность не хотелось.

– Говорю, ребеночек какого пола?

– М-мальчик, – нехотя ответил Арсений, прикрывая конверт уголком одеяльца в том месте, где полагалось находиться личику.

– А что ж вы его не покормите?

– С-спит.

– Странно, ни пискнул ни разу. – Дама бесцеремонно потянулась к одеяльцу, но он успел схватить ее за руку.

– Позвольте, мадам, я… я сам.

Она обиженно отодвинулась. Это была стройная шатенка с сильной и гибкой талией под клетчатой суконной жилеткой, явно перешитой из мужской. Ножка в домашней тапочке непринужденно болтала в узеньком проходе между полками, едва не задевая сидевших напротив. Высокие ботинки на каблуке, с кантом по низу и шнуровкой аккуратно стояли под ее местом. Запасливая модница.

С провозом им нешуточно повезло: настоящий пассажирский вагон с мягкими сиденьями, двумя уборными и даже с зеркалами в узких вставках между полками. Правда, хромированные поручни давно исчезли, их место заняли простые крашеные деревяшки, натертые ладонями до шелковой гладкости. Сидушки тоже доживали положенный век, перепоясались неказистыми разнокалиберными швами и дышали прорехами в испуганные зады ссыльных. Двери в купе начисто снесли, вместо двух полок задействовали три и в проходах набили дополнительных плацкарт, наглухо перекрыв окна, но в целом условия претендовали на статус вполне сносных. Арсению досталась нижняя полка, потому что на верхних разместились дети из соседнего отсека. Он улегся на одну половинку пальто, укрылся второй, обнял сверток с предполагаемым младенцем и сладко уснул: либо сказалась бессонная ночь накануне, либо подействовал усыплявший всех и во все времена мерный перестук колес.

Утро удивило запахом свежезаваренного чая. Вчерашняя соседка колдовала над огромной оловянной кружкой, отоваривая соседей стаканами и чашками. Неожиданный приятный сюрприз. Арсений решил не пропускать везения и быстро подсел в очередь к чаевничавшим. Ему достался вдобавок кусок сахара и веселая улыбка.

– А где ваш малыш? Я его не слышала всю ночь. – Настырная дама смотрела карими, не по возрасту яркими глазами. Слева на подбородке чернела аккуратная родинка, уголки изящно вычерченного рта поникли, подернулись ряской морщин, но овал еще вполне соответствовал требованиям, не обвис и не скривился.

– Добрая любопытная фея, как вас величать? – Арсений начал издалека.

– Ольга, приятно познакомиться.

Корниевский представился и без увертюры перешел к былинной части: увлечение музыкой, служба в консерватории, концерты и гастроли. Он надеялся заболтать Ольгу и трех подростков, что свесились с верхней полки и прихлебывали чай, держа кружки на весу. Трюк вполне удался: слушатели не успели раскрыть ртов, как громыхнула дверь вагона, и сумрачного вида усатый мужик принес ведро каши и полмешка хлеба.

– Завтракать, – буркнул он, развернулся и пошел назад.

Публика оживилась, начала гадать, чем и сколько раз их намеревались кормить в дороге.

– Так что же с вашим малышом? – опять пристала Ольга.

– Давайте так, – Арсений заговорщически понизил голос, – я на вас женюсь, а вы за это не спрашиваете больше о младенце.

– Хорошо. – Она оказалась уступчивой. – Гоните колечко.

Арсений рассудил, что дальше рассчитывать на везение не приходилось, и показал ей завернутую в одеяльце скрипку.

– Вы любите музыку, Ольга? – Он так преданно смотрел ей в глаза, как будто и в самом деле намеревался сделать предложение.

– Не то слово! Но… но почему вы не спрятали ее в чемодан.

– Я не знал, вдруг будут обыскивать, отнимут.

– А так не отнимут? – Она скептически сощурилась, в глазах сверкнули лукавые огоньки, лицо подтянулось, стало задорным и совсем юным. Красавица.

– Я притворюсь сумасшедшим, – он понизил голос, – да я и так сумасшедший, разве не видите?

– Я тоже. – Она легко и весело рассмеялась, как будто сидела на свидании в парке, а вечером собиралась в кино или оперу. Совсем не в ссылку, не в неизвестность, не навсегда.