Жирный Обжора

Девушки, в отличие от охотников, не проходят никакого посвящения Просто старухи, наблюдающие за семейными праздниками, да и все люди, видят, что вчерашняя девочка выросла и созрела для взрослой жизни. Осенью, когда закончена загонная охота, и люди досыта едят мясо, в селении начинаются свадьбы, и подросшие девушки становятся в круг невест. Выбирают зазнобушек парни, но у девушек всегда есть возможность отказать нелюбимому жениху.

Прошёл бы Пантих посвящение в мужчины, то поздней осенью он бы сватался к Эльне, но пока остаётся ждать и надеяться, что никто не уведёт твою судьбу.

Ликующие крики юных добытчиков доносились смутно, словно уши Пантиха заложило клочками шерсти. Негромкие переговоры женщин и вовсе не долетали слуха. Дурной мальчишка в такой непроницаемой тишине и вовсе начал бы клевать носом. Пантих добросовестно носом клевал, но сам удвоил осторожность. Просто так глухая тишина по утрам не бывает. Честный зверь, выходя на охоту, сотрясает окрестности рыком, чтобы вспугнуть пасущееся стадо, отбить в сторону слабых, а потом именно их, испуганных и беззащитных задрать на обед. А исполненный волшебства людоед, крадётся в тишине, которая закладывает уши и усыпляет сторожей.

Но сейчас нет никого, ни рядом, ни вдалеке.

Потом громовое рычание падает словно из ниоткуда на пустой берег, усыпанный иссохшими ракушками, и там, где только что не было ничего, объявляется хищная бестия, ростом с крупного медведя, покрытая лохмами смоляной шерсти. Широкие лапы с когтями вдвое против медвежьих, Хвост, какого у медведя не бывает, густо-мохнатый, и пасть, не особо большая, но с такими клыками, что не снились никому в окрестных лесах.

Жирный Обжора, о котором только сказки рассказывают, великанская росомаха, обычной втрое превосходней, да ещё исполненная колдовской силы. Такая зверюга может загрызть медведя, завалить взрослого лося, а одинокий человек перед ней, что болотная лягуха перед цаплей. И всё же, мальчик Пантих прыгнул, мгновенно вспомнив, что не мальчик он, а охотник, и в руках у него не пустая палка, а копьё. Отполированный до полупрозрачности наконечник вошёл в косматый бок и обломился там, где не выдержала берестяная обвязка. Жирный Обжора захрипел сорванным истошным звуком, но бросок не остановил. Оскаленная пасть ткнулась в обнажённый бок Эльны. Раздался чмокающий звук, брызнула кровь.

Пантих закричал в тон Обжоре. Он оказался безоружным, копьё подвело его. В руке остался только нож, а что можно сделать ножом с озверевшим чародеем?

Всё же. Пантих не сдавался. Кремнёвый клинок скользнул по жёсткому волосу, не нанеся никакого вреда. С тем же успехом можно было пытаться пробить ножиком хорошо выдубленную медвежью шкуру.

Эльна изогнулась и мёртво обвисла в пасти, которую обжора так и не разжал. Даже вцепившись в человеческое тело, хищник не переставал рычать, будто у него было две глотки. Звук, что он издавал, были похожи не то на хрюканье, не то на утробный рёв. И также выл и кричал Пантих, вцепившийся в загривок зверя.

Наконец в непроницаемой броне жёсткого волоса нашлось уязвимое место, а именно рана от копья. Пантих ударил раз и другой, расширяя рану. Вонзил скрюченные пальцы в кровавое месиво. В самой глубине нащупал застрявший наконечник. Как ни пытался Пантих его расшатать, ничего не вышло, должно быть, кремень завяз в кости. Зато, уцепившись за конец острого камня, Пантих сумел подтянуться и вонзить нож в круглый, мрачно блестящий глаз.

В этот момент Жирный Обжора прыгнул. Женщинам, стоящим по пояс в воде, почудилось, что страшилище попросту исчезло вместе с убитой Эльной и Пантихом, повисшем на взъерошенном боку. У самого Пантиха мир в глазах перевернулся, на мгновение мелькнула река, женские фигуры, шалаши и хижины селения, неприятный дым костров, лес внизу, стелющийся под лапы будто трава, а потом последовал мягкий толчок, когда большелапый чародей очутился в своём логове.

Это была пещера, а верней — каверна в глубине горы, потому что выхода из неё не было заметно. Беспросветный мрак заполнял каверну, но подыхающий Обжора прекрасно видел всё уцелевшим глазом, и вместе с ним проницал мрак и Пантих. Видел всё ясно, как в солнечный день на воле под открытым небом: тяжёлые пласты породы, лес каменных сосулек, свисавших с потолка, даже капли воды, падающие с них в крошечное озерцо, из которого чародейный зверь пил в минуты отдыха.

Сейчас ему было не до питья. Обжора тряс башкой, по-прежнему не разжимая зубов, так что изувеченное тело Эльны билось об известковый хрящ, окончательно теряя сходство с человеческим обликом. Широкие лапы, какие и у медведя не вдруг найдёшь, бороздили когтями пол, впервые оставляя на земле следы. Сдавленное рычание всё больше напоминало стон.