Жирный Обжора

Если бы Обжора начал кататься по земле, он бы немедленно истёр Пантиха об обломки сталактитов, валяющиеся повсюду, но сильнее желания жить звучало в нём требование твёрдо стоять на своих широких, не оставляющих следов лапах. А достать висящего у него на спине Пантитха, он никак не мог. Зато Пантих сумел ухватить Жирного Обжору за ухо, подтянуться и засадить нож во вторую глазницу.

Жирный Обжора забил лапами и, наконец, затих.

Теперь было видно, что это росомаха, по размерам вчетверо против обычного зверя, какого порой встречают охотники. А в остальном зверь соразмерный, хотя и очень большой. Если бы охотники могли его выследить, то недолго Жирному Обжоре пришлось бы топтать лес. Но как выследить того, кто не оставляет следов и в любую секунду может исчезнуть невесть куда?

Пантих замер на мгновение и разом понял, как Жирный Обжора протискивался наружу сквозь едва заметную трещину в скале. К тому же, оказалось очень просто заранее знать, где охотники устроили на тебя засаду, а когда в селении не осталось ни одного мужчины, и можно подходить и выбирать сладкую пищу среди женщин и детей.

Мысль эта заставила взгляд переместиться на лежащее, ещё тёплое тело. Ведь это Эльна, к которой он хотел подойти осенью, во время смотра невест, принести подарки, назвать её своей.

Пантих подполз ближе, ткнулся в девичью грудь, так, чтобы не видеть страшной раны на боку, где Жирный Обжора одним рывком выдрал у жертвы печень.

Долго ли он лежал, Пантих сам не мог сказать. Что-то происходило с ним и вокруг него; Пантих ничего не понимал. Наконец, он сумел приподнять голову и разом увидел всё, словно глядели не его глаза, а сама пещера, в которую его занесла недобрая судьба.

Вот валяется растерзанная туша Жирного Обжоры, клыки оскалены, а в глубине, под слоем разорванной шкуры виден наконечник копья, пробившего печень.

Пантих отвёл взгляд от этой кучи дохлятины. Он хотел взглянуть на Эльну, убедиться, что она действительно настолько мертва, как то показалось вначале.

Эльны не было. Перед самым носом у Пантиха растекалась кровавая лужа, из которой торчали крупные кости и плавали недожранные ошмётки мяса.

Что это? Кто посмел?

Пантих задрал голову и увидел, словно с потолка глядел, собственную окровавленную морду с вершковыми клыками, волосатые лапы, увенчанные медвежьими когтями, изогнутое, готовое к прыжку тело. Жирного Обжору увидел он, глядя с высоты.

Из глотки вырвался хриплый нечеловеческий звук, помесь воя с рычанием. В ответ раздался тонкий, но столь же чуждый хохот. Такое порой можно слышать в ночном лесу, хотя люди не знают зверя, способного издавать такие звуки. Когда ночная тишина хохочет, люди закрываются в своих жилищах, а у входа в селение жгут костры. Говорят, так смеются силы тьмы, и другого способа уберечься от них — нет.

Пантих обернулся. Над безжизненным телом Обжоры дрожала непроницаемо чёрная тень. Хохот шёл от неё, и это был не смех, а просто звуки, лишённые всякого смысла.

Зажав в передней лапе, пока ещё слегка похожей на руку, нож, Пантих ринулся в атаку. Его ожгло холодом, но сопротивления он не встретил и, пролетев сквозь тень, упал на мягкую тушу Обжоры.

Пантих рванул свободной лапой, и только что несокрушимая шкура Обжоры расселась от удара, так что всё тулово оказалось разодрано чуть не пополам. Пантих ухватил обнажившийся наконечник копья и одним движением выдрал его из раны; только кость хрустнула. Теперь обе его лапы были вооружены острым камнем. Отполированный кремень с тонко нанесённой ретушью будет пострашней самых диковидных когтей.

Пантих крутанулся на месте, намереваясь сцепиться с мрачной тенью, но не увидел никого. Хохочущая темнота потерялась. Потребовалось долгое мгновение, чтобы понять, куда она делась. Во время прыжка Пантиха она впиталась в него, срослась с наполовину человеческим, наполовину звериным телом и теперь устраивалась внутри, готовясь полностью захватить власть над добытой плотью.

Пантих, вернее, то, что пока ещё оставалось Пантихом, с обречённым рычанием метнулся из каменной ловушки. Упал на все четыре лапы, но оружие не выпустил. Он охотник, а не мальчик Пантих, охотники оружие не бросают, подобно тому, как Жирный Обжора не позволяет сбить себя с ног.

Снаружи было видно далеко и ясно. Отряд охотников давно скрылся за линией окоёма, но и там его можно было различить. А беззащитное селение лежало на самом виду, достигнуть его не трудно за один прыжок. А там — мягкие младенчики, сладкая девичья плоть! Пожрать можно всласть, и никто не сможет встать на пути Обжоры.

И всё же хозяйки, оставшиеся в домах и бегущие с озера, не собирались отдавать детей явившемуся хищнику. У ворот селения уже пылал высокий костёр, который разводили всякий раз, когда из лесу доносился хохот неведомого духа. Одни женщины тащили охапки хвороста, другие готовились к бою, сжимая в руках мужнины копья и рогатины. Когда охотник погибает, а такое случается порой, его оружие остаётся в семье, и в минуту бедствия в бой идут матери.