— Когда мы играли на улице в хоккей, и вдруг появлялась машина, Билл всегда первым кричал «Машина, машина!», — говорил Майк. — Я всегда буду помнить, как он это кричал. «Машина! Машина!» Он ведь…
Дон перешёл из нефа в переднюю часть церкви. Витражное окно бросало на деревянный пол цветные пятна. Сара теперь сидела на крайнем правом месте второго ряда с видом одиноким и уставшим, её трость висела на подставке для молитвенника на спинке передней скамьи. Дон подошёл ближе и присел рядом.
— Как у тебя дела? — спросил он.
Сара улыбнулась.
— Всё нормально. Устала. — Она озабоченно сощурилась. — А у тебя как?
— Пока держусь, — ответил он.
— Хорошо, что столько людей пришло.
Он снова осмотрел собравшихся; в глубине души ему хотелось, чтобы их было меньше. Он терпеть не мог говорить перед большими собраниями. В голове всплыла старая шутка Джерри Сайнфелда [60]: больше всего большинство людей боятся публичных выступлений; второй по распространённости страх — смерть; из чего следует, что на похоронах вы должны больше жалеть того, кто выступает с надгробной речью, чем того, кто лежит в гробу.
Вошёл священник — низкорослый чернокожий мужчина лет сорока пяти с уже начинающими седеть и редеть волосами — и скоро служба пошла своим чередом. Сидящая рядом с ним Сара держала его за руку.
У священника был на удивление мощный для его комплекции голос, и он прочёл с собравшимися несколько молитв. Дон склонил голову вместе со всеми, но не закрывал глаз и смотрел на узкую полосу пола между своей скамьей и стоящей впереди.
— …а теперь, — сказал священник — слишком скоро, — несколько слов о Билле скажет его младший брат, Дон.
Он схватился обеими руками за кафедру и оглядел людей, которые пришли проводить в последний путь его брата: семья, в том числе сын Билла Алекс и взрослые дети Сьюзан, их сестры, которая умерла в 2033; несколько старых друзей; несколько сослуживцев Билла по «Юнайтед-Уэй» и много людей, незнакомых Дону, но которые несомненно что-то значили для Билла.
— Мой брат, — сказал он, повторяя банальности, которые ранее набросал на датакомме, выуженном сейчас из кармана пиджака, — был хорошим человеком. Хорошим отцом, хорошим мужем, и…
И тут он замолк — не из-за несоответствия брата только что перечисленным категориям, и из-за того, кто только что вошёл в церковь и усаживался в последнем ряду церковных скамей. Прошло тридцать лет с тех пор, как он последний раз видел бывшую невестку Дорин, однако вот она, одетая в чёрное, пришла тихо попрощаться с человеком, с которым развелась давным-давно. В смерти, похоже, прощаются все прегрешения.
Он снова взглянул на свои записи, нашёл, где остановился и сбивчиво продолжил:
— Билл Галифакс усердно трудился на работе, и ещё усерднее — как отец и гражданин. Нечасто бывает так, что…
Он снова запнулся, когда увидел следующие слова и понял, что ему придётся либо их пропустить, либо разоблачить ошибку священника.
— Нечасто бывает так, — повторил он, — что старший брат берёт пример с младшего, но со мной так было всегда.
Послышались шепотки, он увидел несколько удивлённых лиц. Он заговорил, отклоняясь от заготовленной речи.
— Да, это так, — сказал он, ещё крепче вцепляясь в кафедру, словно нуждаясь в опоре. — Я старший брат Билли. Мне невероятно повезло — я прошёл роллбэк. — Люди снова зашептались, запереглядывались. — Это было… это не было что-то, к чему я стремился или просто желал, но…
Он оборвал себя.
— Так вот, я знаю Билла всю его жизнь, дольше, чем кто-либо… — он помедлил и решил завершить фразу словами «в этом зале», хотя «в мире» тоже было бы правдой; кроме него, все, знавшие Билла с рождения, уже давно умерли, а Майк Брэдер появился на Уиндермир-авеню только когда Биллу исполнилось пять.
— Билл редко ошибался, — сказал Дон. — О, он делал ошибки, в том числе, — и здесь он кивнул в сторону Дорин, которая, кажется, кивнула в ответ, понимая, что он говорит о том, что Билл делал в браке, а не о браке как таковом, — монументальные, о которых он потом жалел всю жизнь. Но в целом, он всё делал