Жить! Моя трагедия на Нангапарбат

Жду. Мне холодно, хочется пить, но пока обхожусь водой, которая попадает на язык, когда я облизываю обледеневшие щеки. Лицо покрыто инеем, веки заледенели, в горле пересохло, оно горит огнем. Убираю с ресниц намерзшие льдинки, они царапают кожу, когда моргаю. Эта расщелина слишком неприветлива, я мечтаю выбраться на солнце. Должно же быть какое-то решение! Шевелись, хватит страдать! Нужно попытаться еще раз, спуститься ниже, искать! Я снова спускаюсь в расщелину, внимательно осматриваюсь, на пути мне попадается скопление снега. Я сомневаюсь, выдержит ли снег меня, но все-таки решаюсь, продолжаю движение и через несколько метров вижу свой ботинок, воткнувшийся в снег передними зубьями. Я вырубаю ступеньки, спускаюсь, хватаю ботинок. И вижу, что дальше… пропасть. Какая удача, что ботинок зацепился зубьями! Поднимаюсь по ледяному склону. Сидя на площадке, вытряхиваю снег из ботинка, надеваю его. Теперь, когда у меня есть оба ботинка с кошками, я выберусь из этого морозильника. Вперед! Вылезаю из расщелины и ложусь на площадке, где раньше стояла палатка. Наслаждаюсь тем, что можно условно назвать теплом. Солнце ласкает мое лицо. Минута передышки, первая с тех пор, как я спустилась в ледяной ад.

Ужасно хочется пить. Срочно нужно что-то найти. Я ничего не пила две ночи и три дня. И ничего не ела, но о голоде я не думаю. Меня мучает только жажда. Я должна что-то сделать. На такой высоте нужно выпивать как минимум полтора литра воды в день, иначе начнется обезвоживание. Не знаю, как мой организм выдержал такой холод, отсутствие воды, потерю сил. Мой организм – это страховочный трос, от которого сейчас зависит все, я это знаю, но, кажется, мое страстное желание выбраться отсюда удесятеряет мои силы. На протяжении бесконечных часов меня поддерживает надежда дождаться помощи и сообщения от Людовика, эти маленькие искры жизни. Я знаю, что не смогу спуститься ниже по этому маршруту, и берегу силы, если придется подниматься обратно. Я все еще думаю об этом, мне кажется, что этот вариант еще остается – на крайний случай. Спокойно жду спасателей, хотя не знаю, откуда это спокойствие взялось. Солнце лечит мои раны, я расслабляюсь.

Вокруг полно снега и льда, а значит, и воды, но я едва могу проглотить несколько капель. Лед ранит рот, так холодно, что он прилипает к языку, деснам, нёбу. Приходится вытаскивать изо рта прилипший к слизистым кусочек льда, при этом я обдираю нёбо и язык. Это больно. Утолить жажду таким образом очень трудно – вытаскивая лед изо рта, я только снова намочила перчатки, которые моментально покрываются льдом, и поранила губы.

После возвращения я поняла, что общаться в основном с Людовиком было лучшим решением. Ему удавалось найти правильные слова, когда, теряя силы, я была готова сломаться под тяжестью обстоятельств и отчаяния или когда приходила в ярость. Сегодня я там, где я есть, только потому, что спасательной операцией руководил именно он. Если бы я слишком часто общалась с Жан-Кристофом, эмоции захлестнули бы меня, и я бы сорвалась.

10:30. Людовик: «У тебя есть страховочная система? Двойной карабин? Все готово, они ждут просвет с их стороны».

Тут же отвечаю: «Но видимость хорошая!!!»

Я не понимаю, что происходит.

10:48. Людовик: «Все еще ждем просвет». «Ян^[11] обещает туман в 15:00, но ночь будет ясная, значит, скоро должно проясниться».

Мой взгляд все время возвращается к леднику надо мной, туда, где остался Томек. Я так боюсь за него. Ледяной ветер дует в лицо, унося мои молитвы наверх, к нему.

Все еще не понимаю, что происходит. Пытаюсь понять, думаю о решении, которое мне навязали, – спуститься, чтобы вертолеты могли забрать Томека. С содроганием вижу, что небо темнеет, погода наверху, там, где остался Томек, стремительно портится. Я целую вечность смотрю на облака, которые быстро заволакивают плато. Я раздавлена, измучена. Горло сжимается. Не могу принять правду, реальность, которая все яснее открывается мне. На меня наваливается чудовищное чувство вины, ответственности. Зачем только послушала Людовика и остальных спасателей! Я должна была оставаться с Томеком, помогать ему, защищать его.

Жестокость всего происходящего тяжелым грузом ложится на плечи.

Мы мобилизовали все силы и ресурсы, сосредоточили все мысли и энергию на том, чтобы пережить нечеловеческий холод первой ночи. Потом я думала, что помощь придет и мы сможем спасти Томека, вырвать из лап его трагической судьбы, вызволить из ловушки. Как же я ошибалась!