Жить в твоей голове (СИ)

Как объяснить головокружение от круговорота мыслей, вызванных сообщением Рема, умоляющего тебя подняться на крышу госпиталя. У Рема был сложный период, так она сказала этой женщине. Она не могла сказать, что её младший брат, успешный веб-дизайнер и спортсмен, снова сорвался и покупает метадон у знакомого барыги в её же больнице (но это хотя бы не настоящий наркотик, это не кокс, как несколько лет назад, – тоненько шепчет лицемерный голосок в её голове, тот самый, который впервые заговорил, когда ей было шестнадцать и она потеряла родителей, но взамен приобрела полувзрослого ребенка, обожаемого, невыносимого, для которого она всегда находила оправдания и ненавидела себя за это).

Как объяснить физическую невозможность пошевелиться от вида Дея, стоящего у парапета на крыше с телефоном Рема, и Рема – окровавленного, неподвижно лежащего у его ног. Как объяснить, какие чувства раздирают тебя изнутри, когда ты не слушаешь, что кричит тебе психопат, которому ты когда-то шептала слова любви – просто не слышишь его, потому что все твои органы чувств сфокусированы и направлены на единственного родного человека в твоей жизни в жадной потребности увидеть движение его грудной клетки, услышать звук его слабого дыхания, что угодно, лишь бы знать, что этот родной человек все еще есть в твоей жизни.

Как объяснить это чувство в подкорке твоего мозга, когда вцепившиеся в тебя руки неумолимо тянут тебя в пропасть за парапетом, а ты хочешь жить, ты каждым своим атомом, каждой клеткой кожи, каждым ударом сердца хочешь жить.

Как объяснить это преступное, злобное, холодное удовлетворение, которое ты чувствуешь на самый короткий, и самый длинный миг в своей жизни, когда смотришь на разбитое тело далеко внизу. Человека, которого ты любила, боялась и ненавидела, который оставил тебя в покое навсегда, но на самом деле не оставит в покое уже никогда.

Леда так глубоко провалилась в воспоминания, которые всколыхнул этот разговор с психологом – такой нежеланный – что в итоге сама замешкалась на выходе с эскалатора. Стоящий позади нее мужчина раздраженно пробормотал какую-то грубость в её адрес и Леда запоздало извинилась – когда мужчина уже обогнал её и не мог услышать.

Леда отошла к стене вестибюля метрополитена и закрыла лицо руками. Сделала глубокий вдох. Задержала дыхание, сосчитала до десяти. Медленный, долгий выдох.

- Соберись. – прошептала она самой себе.

Нельзя являться в госпиталь в таком раздерганном состоянии. Вера не стала бы тревожить её в выходной день, если бы там не было что-то действительно серьезное. Леда вдруг вспомнила ужасный вопль боли, который услышала в трубке в кабинете психолога, и невольно содрогнулась.

Но работа помогала ей, заполняла пустоту и стирала ненужные мысли. Чем труднее были дни в госпитале, чем больше самоотдачи требовали – тем меньше Леда думала о своей личной жизни. Она не покривила душой в разговоре с психологом: она действительно не ощущала себя на грани нервного срыва, и сама не знала, вызвано ли это шоком, притупившим все чувства, либо же её способностью мастерски справляться со стрессом. Может, она просто черствая. А может, через месяц она окажется в дурдоме. Тогда Рем, настолько испугавшийся за нее после самоубийства Дея, что резко и без сожаления спрыгнул со своей психотропной диеты, будет таскать ей передачки, пока она будет пускать слюни в обитой мягкими панелями комнате.

Леда сделала еще пару глубоких вздохов и решительно направилась к выходу из метрополитена. Солнечный свет приятно мазнул по глазам. С облегчением чувствуя, что руки перестали мелко подрагивать, Леда ускорила шаг. Подошвы её черных ботинок на шнуровке глухо постукивали по асфальту и ритмичный звук успокаивал её нервы. Мысли больше не мельтешили в голове подобно птицам, в панике мечущимся по закрытой комнате. Сейчас Леда думала о работе. Не сбавляя шаг, глянула на часы. Дорога заняла у нее немногим больше пятнадцати минут. Снова собранная и спокойная, Леда уже прикидывала, сколько ампул обезболивающего осталось в хранилище их отделения после недавней автокатастрофы, и сколько можно будет взять в соседнем отделении педиатрии. Обезболивающего никогда не бывает много.