Девушка почувствовала себя так, словно подобное уже с ней происходило, но она никак не могла припомнить — когда и при каких обстоятельствах?!
Может, потому что так происходило постоянно?
— Да, Мастер, — ответила быстро девушка, быстро сообразив, кто мог к ней подойти так незаметно.
Только Учитель любил подкрадываться к ней, а потом шутливо отчитывать за отсутствие бдительности.
— Ну и?
Но когда дело дошло до того, чтобы рассказывать о том, как прошло выполнение задания, девушка вспомнила о собственном красноречии, в ярких красках рассказывая о том, что сумела повидать, что нового узнала.
Учитель нагло уселся рядом с Сатин, плечом касаясь её плёча и жестом говоря, чтобы она продолжала своё повествование.
— Библиотека просто поражает сознание, Учитель! Я хоть и была там уже однажды, но когда копируешь книги, всегда столько всего так хорошо запоминается!
То, что Мастер сидел так близко, несколько смущало, но Сатин решила, что лучше не подавать вида и продолжила щебетать, стараясь болтливостью скрыть свою неловкость.
Конечно, она забыла о том, что Аран прекрасно слышал, как билось её сердце.
Слышал и делал выводы.
— И многое ты узнала?
— Столько… я даже не знаю, как это описать! Просто интересно читать.
Она всё говорила и говорила, а парень… нет, всё-таки молодой мужчина продолжал рассматривать её лицо в лучах полуденного солнца.
Конечно, он видел, как она старательно не смотрела на него, увлеченно вглядываясь вдаль и активно жестикулируя, видимо, для лучшего описания всего того, что ей удалось прочитать.
Одуванчик…
— Ты наконец-то выросла.
Сатин вдруг осеклась и, позабыв о собственном смущении, удивленно посмотрела на своего Учителя, только сейчас до конца поняв, насколько близко они сидели.
— Что?
Аран вдруг понял, что сказал это вслух и сам задумался над пришедшей ему в голову и нечаянно озвученной мыслью.
Действительно, с чего бы это?
И что он ляпнул?
— Я говорю, что не заметил, как ты из шебутной и непоседливой девчонки выросла в рассудительную и мудрую девушку, — улыбнулся Аран. — И очень начитанную.
Сатин плюнула на всё и положила голову на плечо своего Мастера, с удивлением и радостью поняв, что тот не попытался сказать на это хоть что-то.
— Да? А сколько лет-то прошло? — искренне удивилась она, пытаясь посчитать, сколько она уже жила в роли Ученицы Стража.
— Почти пять, — ошарашил её Аран.
— Небо… Пять лет! Никогда бы не подумала, что своё двадцатилетие справлять буду не с родителями, и, скорее всего, к тому моменту мужем и, возможно, даже детьми, а так — среди драконов.
Повисла какая-то уютная, тёплая тишина.
Такая, какую никому не хотелось нарушать, — хотелось наслаждаться ей и красотой полуденного леса.
— Не жалеешь? — друг спросил Аран.
— А о чём мне жалеть?
В голосе Сатин было столько неприкрытого непонимания напополам и удивлением, что молодому Королю даже стало несколько неловко за свой вопрос.
Но он слишком хотел знать ответ на него.
Слишком.
— Что бросила родных и сбежала в неизвестность. Что связалась с весьма сомнительной личностью, которая могла быть не столь порядочной или милосердной.
Девушка немного отстранилась и стала вглядываться в лицо Мастера, отмечая, что несмотря на его молодость, у него стало ещё больше седых прядей на висках, пусть на самом лице это почти никак не отразилось — только какая-то усталость и общая тоска по чему-то ей неведомому.
— Моё ученичество — то, о чём я жалеть точно никогда не буду, — медленно, чётко выговаривая слова, промолвила Сатин, сдерживая непонятно откуда взявшуюся злость.
Но не агрессивную — возмущённую скорее.
— Не надо видеть во мне кумира, Одуванчик. Я не тот, с кого стоило бы брать пример.
В запале девушка даже не заметила, как назвал её Аран, а ведь если бы разобрала его слова — непременно как-нибудь отреагировала бы.
— Нет, Мастер!
— Сатин, — оборвал властно её Аран, призывая очнуться и понять до конца, что он — не безобидный овечий пастух или рыбак. — Вспомни, сколько мною было пролито крови. И скольких смертей я мог бы избежать.
Не подействовало.
Она опять просто пропустила его слова мимо ушей!
Вот упрямая!
— Не корите себя, Мастер! Вы точно не виноваты в глупости и зашоренности людей.
Слова Сатин немного, но утешили, — не звучали они повторением где-то прочитанного высказывания или просто чьих-то слов, это было ею придуманные слова, и, надо думать, ею полностью осознаваемые.
Действительно, не девчонка сопливая уже.
Понимала она, может, и меньше его, и то — не факт, но уже точно — немало.
— Хотелось бы верить, — ответил Аран, растеряв весь появившийся было запал.
— Вы — величайший из людей, которых мне довелось увидеть, — попыталась поставить точку Сатин.
Тщетно.
— А человек ли вообще?
— Да какая разница?! — возмутилась девушка, вконец выведенная им из себя. — Вы на своём месте, а мнение чужаков не должно вас касаться. Пусть они хранят его при себе.
— Будь по-твоему, — примирительно сказал Аран.
И вновь повисла тишина.