Жить вопреки (СИ)

Но битва, произошедшая здесь, была уже окончена — везде, насколько хватало взгляда, были только мёртвые тела и практически мёртвые — обречённые метались в агонии, но спасти их было уже невозможно даже для неё.

Но её здесь не было.

Незримая наблюдательница, она не могла даже вмешаться — её просто не замечали, не слышали.

— Ну и зачем тебе все это, Охотник? — послышался знакомый, но такой усталый, надломленный, хриплый голос.

Рядом с говорившим (прямо за ним, точнее), на лице которого можно было разглядеть кровавые разводы и тоненькие дорожки от пролитых слёз, лежала навзничь девушка.

Она была очень красива — яркие, огненно-рыжие волосы разметались по земле, сейчас испачканные пылью, смешанной с кровью.

Стройная, подтянутая фигура воительницы была какой-то изломанной сейчас, а поза — неестественной.

Какого-то молочного оттенка кожа была слишком бледной, что придавало ещё большую яркость распахнутым к небу ярко-жёлтым глазам, так похожим на два крохотных солнышка, или на два одуванчика.

Только взгляд был слишком спокойным, пустым.

Всё это великолепие портила рваная рана на тонкой шее, и алая лужица рядом с ней, в которой и пропитались пышные волосы, казалась такой лишней.

Она никогда не видела эту девушку, но знала — ещё увидит.

Странный воин смотрел спокойно, но в глазах его — бездна.

Ни звезд, ни пламени.

Только холодная, мёртвая пустота.

Глаза его были сухими — слёзы успели уже высохнуть.

— Я просто исполняю волю Неба, Страж, — почти печально вымолвил второй выживший. — Ты мог стать сильнейшим из людей. Но ты перестал быть сыном рода людского, когда назвал крылатую тварь братом.

Этот второй, названный Охотником, тоже был знаком — она его уже видела.

— Но даже после всего мною совершенного я остаюсь более человечным, чем ты, — послышался голос Стража, и в нём был шелест алых песков покинутого всеми мира и гул бесконечно равнодушного космоса.

— Я недооценил тебя, мальчишка, — покачал головой Охотник. — Как и говорила она.

— Мне она тоже много что говорила, — безжизненно улыбнулся Страж, неуловимо перетекая из более-менее расслабленной позы в боевую стойку.

Он был готов броситься на своего врага в любой миг, но продолжал стоять каменным изваянием, словно ничего не осталось в нём, словно что-то в нём перегорело.

Вспыхнуло на миг и погасло.

— Посмотри на себя, — презрительно искривил губы Охотник. — Ты — монстр. И все они мертвы по твоей вине.

Она осмотрела вместе со Стражем поле битвы ещё раз, вглядываясь в оставшиеся у некоторых даже целыми лица, или просто в бесформенную груду мяса, некогда бывшую людьми.

Теперь их не было.

И не известно, кто был прав, а кто — виноват.

Зато все — мертвы.

Среди бледных лиц покойников она даже заметила несколько детских.

Их-то за что?

А рядом с людьми лежали драконы. Израненные, переломанные, похожие на кукол, которых неаккуратно швырнули глупые, ничего не понимавшие дети, что обернулось весьма печально.

— Я монстр, — согласившись, кивнул Страж, — но не пытаюсь себя оправдать высшей целью.

А ведь она когда-то хотела сказать ещё и про длинный язык, не только про самоуверенность.

Хорошо, что не сказала.

— Дикому зверю место в клетке! — вдруг яростно, с жгучим гневом воскликнул Охотник и кинулся на своего врага.

— Тому, кто идет против жизни, место в Бездне! — с холодной ненавистью сказал тихо, на грани шёпота Страж.

Что произошло дальше, она не сумела увидеть — мир стал полностью чёрно-алым, перемешался причудливым калейдоскопом, показывая странные, сюрреалистичные картинки того, чем могла бы закончиться та битва.

Картинки сменяли друг друга, но везде ей запомнился металлический запах крови.

Кровь.

Кровью, кровью земле умываться!

Не было и нет счастливого финала. Везде — боль и страх, везде — смерть и страдания.

И нет спасения.

И не будет.

Как бы она ни старалась — итог один.

Она проснулась со слезами на глазах, комом в горле, ужасом осознания увиденного и сомнениями в правильности совершенного ею давным-давно выбора.

Не было ли это очередной ошибкой?

Фатальной ошибкой.

***

Мастер, теперь постоянно погружённый в свои дела, часто не находил для неё лишней минуты, но Сатин не роптала — она всё понимала и принимала.

Подобным жестом Учитель показывал, что он доверял ей, считал её достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы не приглядывать за ней.

Он давал ей свободу действий.

Однако, если бы было можно, то, себе-то она могла признаться, лучше бы она проводила всё это время с Мастером, помогая ему, чтобы он хоть на чуть-чуть сам стал свободнее.

Сейчас, сидя в лесу под своим любимым деревом (его корни частично в самом своём начале выходили на поверхность, и сидеть на них было удобно — словно специально для неё кресло) и перечитывая путевые дневники Странницы, точнее их копии, но то сути не меняло, ведь они от того, что были не оригиналами, менее интересными и познавательными не ставились.

И, кажется, она совсем увлеклась.

— Ты выполнила мою просьбу? — раздался слева от неё голос.

Сатин тихо вскрикнула и крупно вздрогнула.