Их он находил, и даже иногда мог с ними поговорить, но, зачастую, эти люди были слишком далеки от всех этих высоких материй и отрываться от своих повседневных дел не желали.
За свои скитания Гриммель нашёл двадцать три Одарённых, из которых за ним пошли только четверо.
Удручающая статистика.
Уже теперь, разложив по полочкам у себя в голове события последних десяти лет, мужчина с удивлением осознавал, что ему до жути… обидно и досадно, что в ту судьбоносную встречу ничего не предпринял.
Ведь тогда ещё можно было попытаться переманить на свою сторону потенциально невероятной силы Стража и сильнейшую за последние века Видящую.
Успокаивало только то, что по отношению к ним, к этим Видящим, ни в коем случае нельзя было применять силу — мироздание не отблагодарило бы его за страдания ценнейших из Одарённых, и потому, по правде говоря, у него не было шансов сманить ту Провидицу.
И Стража, судя по обстоятельствам, — тоже.
Но простая человеческая жадность!
Они должны были стать его учениками, они должны были идти у него за спиной, воплощать его великую Идею — вернуть всю силу Одарённых роду людскому, дабы уже посланники воли Небесных Странников вершили человеческие судьбы, создавая с каждым поколением все более и более совершенный мир.
А стали врагами.
Что же — на всё Воля Древних.
И теперь Гриммель найдет всех тех, кто преклонил пред ним колено, клянясь в верности его учению.
Найдёт и поведёт вперед.
К победе.
Этого врага придётся уничтожать особенным способом.
Отобрать у него всё, что было ценным, таким дорогим его всё ещё человеческому, стало быть, всё ещё жалостливому сердцу.
Заставить осознать себя монстром.
Монстром, которым Аран и являлся.
***
Дагур и сам не понял, как так произошло — то ли дурной, но до крайности показательный пример Арана оказал на него такое влияние, то ли Мирослава мозги на место сумела-таки вправить, но всю эту компанию по завоеванию новых территорий он полностью остановил.
Наверное, всё же Провидица.
Пусть в её поддержку выступал тяжёлый взгляд Драконьего Владыки.
«У тебя людей меньше, чем земель, которые надо осваивать!»
Что правда, то правда — в своей жадности Дагур оказался чересчур неосторожен, не боясь тратить человеческие ресурсы там, где можно было бы их и сэкономить, даже если это просто наёмники, а не его Берсерки.
И это аукнулось тем, что земли у него было и правда слишком много по меркам Варварского Архипелага, а вот укрепиться на ней, построить там деревни он… забыл.
И Мирослава не напомнила.
«Люди забыли вкус хлеба! Они питаются мясом и рыбой!»
Какие зерновые культуры? Какие овощи и фрукты? Какой домашний скот, когда они пропадали в бесконечных походах?
Слишком гордые.
Слишком глупые…
«Хочешь воевать? Иди и наведи порядок в своём собственном народе!»
О нравах, что со временем стали царить в рядах его армии, Дагур слышал — и совершенно не был этим доволен — действительно, нужно было наводить порядок.
«Хочешь славы? Стань для Берсерков тем правителем, на имя которого будут все дети твоих детей, и их дети тоже. Стань великим, подними на вершину свой народ сделай его независимым. Выращивайте всё сами. Разводите скот сами».
А тут и говорить нечего.
Куда не ткни — Мирослава была бесконечно права, попадая в самое больное лаконичными своими фразами, или иногда, в моменты хорошего настроения, озаряя народ своим красноречием.
И если первые несколько лет Мирослава, по всей видимости, только обживалась, стараясь по мере сил не наглеть, то теперь она, жена одного из его ближайших сподвижников, его Советница, взяла своего Вождя в оборот, не стесняясь указывать Дагуру на его ошибки и просчёты.
И ведь не боялась!
И правильно.
Аран подробно растолковал Дагуру, почему все Видящие были неприкосновенны, и даже в самых страшных битвах, даже уничтожая целые народы, их не трогали — оказаться в Бездне никто не хотел.
И Дагур тоже не хотел.
Но почему же было так тревожно ему, когда Аран вдруг, сразу после прилёта очередного своего посланца-Фурии, к которым тут уже все давно привыкли, сорвался с места и, прихватив Алора, скрылся в неизвестном направлении.
— Я пыталась… — послышался вдруг голос Мирославы, как всегда неожиданно появившейся за спиной.
— Что на этот раз? — нахмурился Дагур.
— Я пыталась изменить Вероятности, но все они сводились к этому, — отчаянно и устало покачала девушка головой. — То, что я видела ещё в детстве, оказалось неизбежным. Уже десять лет всё к тому идёт.
— И что же будет?
— Может быть, конец. А может — новое начало.
***
Как бы то ни было, Сморкала его узнал — по взгляду ли, бесконечно упрямому, горящему странным пламенем, по манере ли держать себя, в которой были еще отголоски, блеклые тени знакомой манеры, по голосу ли, ставшему ниже, глубже как-то, но всё ещё знакомому — или просто по овалу лица, по всем тем характерным для этого рода чертам.
Не узнать того, над кем издевался десять лет назад, было бы проблематично.
Пусть и за несколько месяцев до Кровавой Ночи он изменил своё отношение к резко ставшему популярным и успешным в нелёгком деле драконоборства Наследнику Вождя.