Однажды хозяин собрался выйти из дому и, памятуя о разорванной рукописи, хотел выгнать меня вон, но я так хорошо спрятался в углу, что он меня не нашел. Как только хозяин удалился, я не замедлил взобраться на стол и улегся среди бумаг, что доставило мне неописуемое блаженство. Я ловко раскрыл лапой лежавшую на столе довольно объемистую книгу и стал пробовать, не удастся ли мне разобрать печатные знаки. Вначале ничего не получалось, но я не отступал, а продолжал пристально смотреть в книгу, ожидая, что некое откровение снизойдет на меня и научит читать. Углубленный в книгу, я не заметил, как вошел хозяин. С криком: "Гляди-ка, опять эта проклятая тварь!" -- он подскочил ко мне. Было поздно спасаться бегством. Прижав уши, я собрался в комок и уже чувствовал розгу над своей спиной. Однако поднятая рука хозяина внезапно застыла в воздухе, раздался хохот. "Кот, а кот, -- воскликнул он, -- да ты читаешь? Ну, этого я не хочу, не могу тебе запретить. Смотри, какова страсть к учению!" Он вытащил из-под моих лап книгу, заглянул в нее и захохотал пуще прежнего. "Что такое? --- заметил он. -- Ты, надо полагать, завел небольшую библиотечку, иначе я не понимаю, какими судьбами эта книга попала на мой письменный стол? Что ж, котик, читай, учись прилежноможешь даже легкими царапинами отмечать важнейшие места в книге, разрешаю тебе!" С этими словами он пододвинул ко мне раскрытую кишу. Это было, как я узнал впоследствии, сочинение Книгге "Обхождение с людьми", и я почерпнул в этом великолепном труде много житейской мудрости. Он весьма созвучен моей душе и как нельзя лучше подходит для котов, желающих достигнуть преуспеяния в человеческом обществе. Эта цель книги, насколько мне известно, до сих пор оставлялась без внимания, отсюда и проистекает ложное суждение, будто человек, точно следую-щий перечисленным в этом труде правилам, неизбежно прослывет косным, бессердечным педантом.
С тех пор хозяин Не только позволял мне сидеть на письменном столе, но даже был. рад, если я вскакивал на стол и разваливался на бумагах, когда он работал.
Маэстро АбрагаМ имел привычку подолгу читать себе вслух. Я не упускал случая расположиться так, чтобы заглядывать в его книгу, что при моей врожденной зоркости мог делать, не мешая ему нисколько. Сравнивая печатные знаки со словами, которые он произносил, я за короткое время научился читать, а кому это покажется невероятным, тот не имеет понятия о необычайно восприимчивом уме, вложенном в меня природой. Зато гениальные натуры,' каковые понимают и ценят меня, не усомнятся касательно такой методы обу- чения, ибо они, быть может, и сами прибегали к ней. Туг я почитаю своей обязанностью поделиться любопытнейшими наблюдениями относительно совершенного понимания человеческой речи. Должен сознаться, я не могу с полной ясностью растолковать, как достиг этого понимания. С людьми будто бы происходит то же самое, однако это меня нисколько не удивляет, потому что отпрыски человеческой породы в младенчестве несравненно глупее и беспомощнее нас. Даже бу- ' дучи совсем крошечным котенком, я никогда не царапал себе глаз, не лез лапами в огонь, не хватался за свечу, не глотал ] сапожной ваксы вместо вишневого варенья, как это нередко случается с маленькими детьми.
Научившись бегло читать и день ото дня все более начиняя голову чужими мыслями, я почувствовал наконец неутолимое желание спасти от забвения собственные мысли, порожденные моим гением, а для этого необходимо было овладеть мудреным искусством письма. Как внимательно ни наблюдал я за пишущей рукой хозяина, мне никак не удавалось разгадать, в чем же секрет его движений. Я при- -ннлся за книжку старика Гильмара Кураса -- единственное руководство по чистописанию, какое нашлось у хозяина, -- и напал было на мысль, что загадочную трудность писания можно преодолеть с помощью большой манжеты, которая поддерживает пишущую руку, изображенную в учебнике. То, что хозяин пишет без манжет, доказывало лишь его особый навык -- ведь опытный канатоходец тоже не нуждается в шесте для балансирования. Я страстно мечтал о манжетах и уже собирался разорвать чепец нашей старой ключницы и соорудить из него манжету для правой лапы, как вдруг, вминуту вдохновения, какое посещает великие умы, блеснула^ у меня в голове гениальная мысль, устранявшая все помехи.' Я сообразил, что неумение держать перо так, как это делает^ хозяин, проистекает скорее всего от разницы в строении) наших конечностей, и это предположение оказалось верным.^ Следовало изобрести другой способ письма, бЬлее подходя- ] щий к строению моей правой лапки, и, как вы сами понимаете, я действительно изобрел его. Так различие в организации^ индивидуумов вызывает к жизни новые системы. "