Житейские воззрения кота Мурра

Капельмейстер проводил Бенцон и Юлию до самого замка, потом направился к Зигхартсвейлеру. Как только он скрылся в аллеях парка, из павильона вышел адъютант принца и последовал тем же путем, которым ушел Крейслер. Вскоре после этого в глубине леса раздался выстрел.

В ту же ночь принц уехал из Зигхартсвейлера; он письменно простился с князем и обещал скоро вернуться опять. Когда на другое утро садовник со своими помощниками стал обыскивать парк, он нашел шляпу Крейслера, на которой виднелись следы крови. Сам он исчез. Говорят…

РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ Месяцы ученья. — Капризная игра случая

(М. прод.). Грудь постоянно полна желанием и горячим стремлением, но, когда наконец получаешь то, к чему стремился, чего добивался ценою тяжких усилий и забот, желание сменяется ледяным равнодушием, и завоеванное сокровище отбрасываешь от себя, как изломанную игрушку. Но едва только это случится, за поспешным поступком следует раскаяние, и снова стремишься, и жизнь превращается в смену желаний и пресыщения. Таков-то есть кот.

Это имя вполне справедливо обозначает мою породу, к которой причисляет себя и кичливый лев, называемый поэтому в «Октавиане» Тика — большим котом.

Да, повторяю, таков есть кот, и вполне непостоянно котовское сердце.

Первейшая обязанность добросовестного биографа заключается в полной искренности, в полном беспристрастии, причем он не должен щадить даже себя. Итак, положа лапу на сердце, я откровенно признаюсь, что, несмотря на несказанный жар, с которым я погрузился в науку и искусства, нередко мысль о прекрасной Мисмис мгновенно осеняла мой ум, и мои занятия немедленно прерывались.

Мне приходила в голову мысль, что я не должен был ее покидать, что я оскорбил верное, любящее сердце, лишь на мгновение ослепленное лживой мечтой. Ах, часто, часто, когда я хотел отдохнуть в обществе великого Пифагора (я в то время много занимался математикой), нежная лапка, облаченная в черный чулочек, сразу сдвигала в сторону все катеты и гипотенузы, и предо мной представала милая Мисмис с маленькой бархатной шапочкой на голове, и дивный взгляд ее светло-зеленых, изумрудных глаз блистал самым нежным упреком. Что за чудные, грациозные прыжки, что за обворожительные извивы хвоста! Я простирал к ней лапы; в страстном порыве вновь вспыхнувшей любви я стремился заключить ее в свои объятия. Напрасно! Мгновенно исчезал ее обманчивый лик!

Понятно, что такие грезы, такие призрачные сны не замедлили исторгнуть меня из любовной Аркадии и создать в моей душе известное состояние меланхолии, которое должно было дурно повлиять на достижение избранной мной карьеры поэта и ученого, в особенности после того, как такое состояние выродилось в непонятную, непреоборимую леность. Я решил освободить себя энергически от такого несносного положения, решил немедленно принять меры, чтобы опять отыскать Мисмис. Но как только я поставил свою лапу на первую ступень лестницы, ведущей к высшим сферам, где я мог надеяться найти очаровательницу, меня охватило чувство стыда и боязни, и, объятый печалью, я удалился под печку.

Однако, невзирая на угнетенное психическое состояние, я пользовался необыкновенным физическим благополучием, я стал заметно полнеть, и, если запас моих знаний не увеличился, зато телесное мое развитие делало несомненные шаги вперед; когда я теперь смотрелся в зеркало, я с удовольствием замечал, что в лице моем, вместе с юношеской свежестью, игравшей на округленных щеках, стало появляться нечто внушительное, возбуждавшее невольное уважение.